Немного волшебства

«Они переспали, – вяло подумал Семен. – Васька, ловкач, откеросинил бабу».

Этот вывод было легко сделать, наблюдая за любовниками, которые думали, что ведут себя сдержанно и обычно. Но Вася, помогая даме снять шубу, интимно погладил ее по плечам, она в ответ вскинула голову и ласково ему улыбнулась. Между ними отчетливо виделось поле взаимного притяжения, которое бывает, когда мужчине и женщине хочется быть слитыми, а не пребывать порознь. Нашли время, мысленно упрекнул Семен, впрочем, без особого осуждения. Ему было сейчас не до чужих шашней.

– Как наш пациент? – спросил Вася.

– Идите, – дернул головой Семен в сторону двери, ведущей в палату. – Полюбуйтесь. – Опустил ноги, поднялся, подошел к шкафчику и стал что-то из него доставать.

– О боже! – только и могла произнести Таня, войдя в палату.

– Дьявол! – выругался Вася.

На высокой больничной койке сидел юноша и ел из миски кашу. Острые коленки, темный пушок над верхней губой, длинные волосы, подростковые прыщи… Он был сокрушительно молод и в то же время старомоден, как на фото тридцатилетней давности. Откуда бралось это ощущение несовременности одетого в больничную рубаху парня, было непонятно, но оно присутствовало.

– Здрасьте! – сказал Миша застывшим у дверей женщине и мужчине.

Чего они все на него таращатся? Надоело, с самого утра, будто он какой особенный. Нормальный! Вон зеркало на стене висит. Рогов у него не выросло. Правда, не помнит, как в больницу попал. Хорошо, хоть кормят здесь от пуза.

Миша поскреб ложкой по дну миски, собирая остатки каши с тушенкой, и посмотрел в угол, где сидела Рая. На подоконник сложила руки, голову на них опустила, лица не видать, не пошевелилась, когда в палату вошли Таня и Василий.

– Рая, – позвал Кладов, – вам плохо? Дать лекарство?

«Какие у нас имеются антидепрессанты?» – спросил он себя.

– Можно еще добавки? – подал голос Миша.

– Ты уже три часа рот не закрываешь! – подняла голову и зло бросила ему Рая.

Выглядела девушка… Как говорится – краше в гроб кладут. «Получила любовь?» – невольно позлорадствовала мысленно Таня.

– А чё? Вам жалко? Зашибиться? – огрызнулся Миша.

Таня вздрогнула, по спине побежали мурашки. Вспомнила давно позабытое, как старым запахом повеяло. Когда они с Мишей познакомились, все варианты глагола «зашибиться» были в большой моде у молодежи. «Зашибались» по любому поводу и через слово. Зашибись красивая девушка, зашибись плохой фильм, зашибиться сколько звезд на небе, предки зашиблись, не дают денег… Постепенно это словечко ушло, уступив место другому, второму, третьему – молодым обязательно подавай сигнальный элемент речи, который бы свидетельствовал – я с вами, я из наших. У Таниной дочери год назад всё было «круто», а теперь на растяжку «ку-у-ул» – вроде тоже «круто», но по-английски.

– Не надо лекарства, – ответила Кладову Рая и поднялась. – Ничего не надо! Отпустите меня! Пожалуйста! Я больше не могу!

– Конечно, отпустим, – попытался успокоить ее Вася. – Никто насильно вас держать тут не будет. Вы устали, это понятно.

– Можно я сам возьму? – попросил Миша.

– Что? – не понял Василий.

– Добавку, – указал ложкой на батарею термосов у стены.

– Возьми, – разрешил Кладов.

Миша вскочил, босиком прошлепал мимо Тани, она невольно отпрянула.

– Я чё? Заразный? – обиделся Миша. – Зашибиться, честное слово!

Открыл крышку термоса и наложил себе полную миску каши. Вернулся обратно на кровать, принялся за десятую порцию.

– Побудьте здесь минутку, я скоро вернусь. – Василий вышел из палаты.

Рая твердила как заговоренная:

– Не могу, не могу, не могу… отпустите меня, отпустите меня…

Хотя Миша представлял собой жуткое зрелище, он все-таки не страдал, трескал за обе щеки. А с девушкой было плохо. Она задрожала мелко, челюсть клацала, глаза безумные. Таня подошла к Рае, обняла ее:

– Тихо, тихо, успокойся!

– Простите меня! Простите, простите. – Рая повторяла слова, точно не слышала с первого раза, что говорила. – Виновата, виновата, я во всем виновата…

– Ну, будет! Будет! – гладила ее по голове Таня, невольно поддавшись инерции повторения. – Возьми себя в руки! Слышишь? Возьми себя в руки!

«Интересно, – подумала Таня, – стала бы я утешать аспирантку, не будь ночи, проведенной с Василием? Мир перевернулся, а девушку очень жаль, страдает отчаянно».

– Если бы не я, не я, не я, Миша был бы дома, с вами, здоров, здоров, здоров, здоров…

– Ты подарила ему счастье и любовь, о которых он и не мечтал. («Это кто говорит? – поразилась себе Таня. – Я же видела, как он буквально светился от радости»).

– Но всё кончилось так быстро! Вы очень меня ненавидите?

Рая немного пришла в себя, перестала повторять слова, потому что очень странно было получать материнскую ласку и утешение, рыдать на груди у женщины, которая желала бы стереть тебя с лица земли. Но почему-то не стирает, не проклинает, не злорадствует, а достала носовой платочек и вытирает ей глаза.