Немного волшебства

– Сексуальный маньяк! – весело и возмущенно покачала головой, взмахнула лопаточкой Таня.

– Правда? – обрадовался Вася. – Тебе понравилось?

– Иди завтракать!

Как у всякой верной жены, у Тани были свои страхи перед изменой мужу. Ей казалось, согреши она с другим мужчиной, самым отвратительным и постыдным будет отрезвление после страсти, утро после грехопадения, суровый взгляд на вчерашнюю похоть. Но теперь она не чувствовала никаких угрызений совести или раскаяния. Напротив, летала и пела. Поймала себя на том, что мурлычет в туалете (вот глупость-то!), напевает в душе и в голос поет на кухне, размешивая тесто. Не было грехопадения! Это началась новая жизнь!

Конечно, она спрашивала себя: «Я ли это? Разве я похожа на женщину, которая через три часа знакомства с мужчиной оказывается с ним в постели?» Но оправдания не запаздывали: Василий – второй мужчина в ее жизни, обидно, в конце концов, не узнать никого, кроме мужа, который к тому же тебя бросил, – это во-первых. Во-вторых, чем старше люди, тем короче у них период ухаживания, приглядывания, робости. Подростки трепещут месяцами, а взрослые наперед знают, чем дело кончается. Но если продолжить эту мысль…

Татьяна представила себе двух старичков: ковыляют с палочками навстречу друг другу, остановились, встретились взглядами, понятливо кивнули и двинули в сторону общей коечки – расхохоталась, пролила тесто мимо сковороды.

И в-третьих… Что бы придумать в-третьих для полноты аргументации? Например: как бы ни был Вася душевен, нежен и чуток, ему (мужчина остается мужчиной) в голову не придет сокрушаться, что всё случилось скоро, а не в отдаленном будущем. Если Вася не терзается, то почему я должна стесняться?

– С чем оладушки? – сел за стол, протиснув под него длиннющие ноги Вася.

Спросил так, будто каждое утро тут сиживает, и Тане это очень понравилась. Хотя она позвонила на работу и, впервые за десять лет, не хворая, не температуря, будучи на ногах и здоровой, сказала, что ее сегодня не будет, и даже распоряжений не сделала, все-таки ее мозг привычно решал жилищные проблемы. Квартиру Василия в бараке – Мише, отселяется с аспиранткой. А Вася ко мне прописывается.

– Таня?

– Да?

– Ты о чем сейчас думала?

– Не скажу! А о чем ты спрашивал? С чем оладушки? С вишневым вареньем. Его муж очень любит, я литрами заготавливаю.

Точно мрачная тень пронеслась, мазнула их по лицам, напомнила, что они не одни на белом свете.

– Если хочешь, поедем со мной в клинику, – сказал Вася.

– Хочу. – Таня поставила перед ним тарелку. – И еще хочу, чтобы ты навсегда остался со мной. Некрасиво, да? Нескромно даме после одной ночи такое говорить?

– Очень красиво. И очень радостно слышать… от тебя. Но, Таня, ты не знаешь, я… алкоголик.

– Знаю.

– Откуда? – поразился Вася, а потом горько усмехнулся: – Конечно, слухи.

– Не заблуждайся на свой счет. Слухи о тебе до меня не доносились. Но я ведь была у тебя дома. Василий! Я боюсь и не переношу пьяных, абсолютно, органически и навсегда. У меня отец пил. Понимаешь?

– Понимаю.

– Легкий хмель, рюмка-другая коньяка – это всё, что я могу перенести. Но когда человек меняет обличье, превращается в другого, пусть даже более веселого и остроумного, я не выношу. Он для меня – скот, оборотень и подлый обманщик. Вот такое наследство с детских лет и пожизненное. Я понимаю, что бросить пить очень трудно… у моего отца не получилось. Не виню его, хотя и не простила… до сих пор, через пятнадцать лет после его смерти.

Голубые глаза, которые свели Таню с ума, смотрели сейчас прямо и без нежного трепета, словно не на Таню, а на отрытый клад или реликвию, о которых не мечталось, да нечаянно повезло, а вместе с везением свалилась громадная ответственность.

– Я бросил пить, чтобы спасти человечество. Так думал. Оказалось – чтобы встретить тебя и самому спастись.

Повисло молчание, возвышенное и мелодраматичное, неуместное на кухне и в то же время пронзительное, какой бывает пауза в театре – гораздо драматичнее, чем страстные монологи.

– Вася! Чьи у тебя глаза? Мамы, отца?

– Ни в мать, ни в отца, семейная тайна. Но соседки шептались: был у нас в бараке хулиган отчаянный, верста коломенская и глаза что синие плошки. Плохо кончил, зарезали в подворотне. Но попрошу о моей покойной матушке домыслов не строить! И где твое хваленое варенье?

Вася умял все оладушки. У Тани было создалось впечатление, что последнее время всех мужиков держат в голодном краю и редко отпускают.

Глава семнадцатая Они приехали в клинику

Они приехали в клинику к полудню. Поздно встали, да и после завтрака не сразу ушли из дома, в спальне задержались.

Семен не поднялся, когда Василий и Таня вошли в его кабинет, не дернулся, когда Василий представил:

– Татьяна Евгеньевна Кутузова, – секундная заминка, – жена Михаила Александровича. Доктор Шереметев Семен Алексеевич.

Таня не сказала «очень приятно», потому что и Шереметев промолчал. Сидел на диване, руки в карманах белого халата, ноги на журнальном столике – и не подумал опустить, разглядывал ее равнодушно, как букашку.