Нэлли

И вот, когда Аслан Магомедов кликнул свой клич, призывая к решительному бою забитых, обездоленных людей, Юнуска первый отозвался на этот призыв.

Вместе с Магомедовым пришел Юнуска на просторный двор медресе.

Здесь уже толпилось множество народа.

На веранде, окружающей здание, прибывшие увидели несколько столов, за которыми сидели узбеки и что-то писали.

Тут же находились трое русских.

Один из них, молодой высокий блондин, заметив вошедшего Магомедова, обратился к нему.

— Ну, вот и вы, наконец, товарищ Аслан, — радостно сказал он, — как дела?

— Очень хорошо, — отвечал тот, — весь базар с нами, а вот этот, — указал он на Юнуску, — первый откликнулся на мой призыв, потому я его и привел с собой.

— Это товарищ Кузьма, — сказал Магомедов Юнуске, — познакомьтесь, товарищи, — предложил он.

Юнуска схватил в обе руки протянутую ему сильную и большую руку русского товарища и затем, по обычаю, погладив свою бороду, отступил немного назад.

Товарищ Кузьма был коммунистом и уроженцем Туркестана. Быт туземного населения был ему совершенно знаком.

Сразу он понял, с кем имеет теперь дело, а потому поспешил приласкать несчастного узбека.

Уголок в кишлаке (селении).

На Юнуску Кузьма мог вполне положиться: он понимал, что такой человек, каким был Юнус, пойдет в огонь и воду за правое дело. Товарищ Кузьма не ошибся.

Юнуска поступил в отряд Магомедова, и тот вскоре убедился, что нашел в нем верного товарища и смелого, толкового помощника.

И откуда взялось вдруг столько энергии, духовной и физической силы у забитого, несчастного арбакеша!

Теперь у Юнуски не было иной веры, как в революцию, не было иной надежды, как на полную победу над врагами рабочего класса.

Он шел в кровавый бой с твердым решением сложить свою голову или победить.

И вот, в ту же ночь тысячи бедняков, как змеи, бесшумно подползли к баракам Скобелевского гарнизона. Товарищ Кузьма был между ними. Рядом с ним, с ножом в зубах, полз и Юнуска.

Где-то послышался раздирающий душу крик, раздался выстрел…

Вдруг, словно ураган, пронесся над спящим казармами.

Страшное «ур» слышалось в воздухе, словно жужжание миллионов гигантских жуков.

Началась самая беспощадная кровавая бойня.

Застигнутые врасплох солдаты разбегались в разные стороны.

Многие падали на колени и просили пощады.

Сдававшихся не избивали, а охотно принимали в число своих бойцов.

Не прошло и получаса, как атакующие вместо ножей были вооружены винтовками и снабжены патронами. Часть их направилась в город для расправы с русскими властями.

То же самое происходило во всех городах на всем протяжении Туркестана, от Каспия до Аральского моря, и даже па восток до снеговых хребтов Заалайских гор.

Вскипело, всколыхнулось забитое и угнетенное население Туркестана и Закаспия, и одним дружным напором разбило оно цепи векового рабства.

Через несколько дней все начало принимать спокойный, обычный характер.

Не было больше богачей.

Имущество их было национализировано.

У власти стоял теперь местный пролетариат.

VII.CEPbE3HOE РЕШЕНИЕ

Прошло несколько дней.

С самого утра в окрестностях Маргелана слышалась ружейная пальба и, не смолкая, громыхали пушки.

Где-то, очевидно, шел бой.

Город словно вымер, и даже на базарах не было заметно обычной толпы в чайханах.

Хозяин караван-сарая, Мустафа-бай, заперся в женском отделении своего дома и никого к себе не впускал.

Вдруг сильный стук в двери заставил его вздрогнуть всем телом.

Испуганные женщины бросились в угол, дети заплакали.

— Кто там? — робко спросил, подходя к двери, Мустафа.

— Выходи, нечего прятаться, — раздался повелительный голос снаружи.

Бледный, еле удерживаясь на дрожащих ногах, отодвинул Мустафа железный болт.

Дверь отворилась, и он увидел стоявших перед ним трех вооруженных узбеков.

Он сразу узнал того молодого парня, который призывал толпу подняться против властей. Узнал он также и бывшего арбакеша Юнуску.

«Ишь, ты, проклятый голоштанник, и ты туда же», мелькнуло у него в голове; но, опасаясь за собственную шкуру и желая отвлечь незваных гостей от своего дома, он, отвешивая низкие поклоны, побежал в чай-ханэ.

Там господствовал полный беспорядок.

Не было ни огня, ни посуды.

Часть ковров, покрывавших помещение, исчезла.

— Ну, давай скорей чаю, нам некогда! — грозно прикрикнул на хозяина Магомедов.

А тот, раздувая огонь, с любопытством и с некоторым страхом искоса посматривал на пришедших.

В особенности его внимание привлекал Юнуска.

«Совсем он стал другим человеком», думал Мустафа.

Действительно, с Юнуской произошла большая перемена. Он казался выросшим на несколько вершков.

Всегда опущенная голова арбакеша теперь была гордо поднята вверх. Глаза его сверкали каким-то лихорадочным блеском, а на поясе, в военной кобуре, висел большой револьвер.

Положив возле себя солдатскую винтовку, Магомедов непринужденно уселся на ковер. Кто примеру последовали и двое других.

У каждого из них было по ружью, а на поясных ремнях висели патронные сумки.

Мустафа поставил перед гостями чашки, принес лепешек и кунган с чаем.

— Что слышно про Алим-бая? — спросил Магомедов хозяина.