Некромант и такса

Юноша плоть умерщвлял со старанием и знанием дела. Грязная сутана и не менее грязная рубашка были спущены с его плеч, а кожа на плечах и спине, сколько можно было захватить, исполосована багровыми рубцами. Я, грешным делом, подумал недоброе и слегка похолодел внутри. Решил, что на допросе юнца били. Но присмотрелся и увидел, что следы оставлены ногтями. Грязными руками в молитвенном исступлении он рвет себе плечи, шею и спину. Сам юноша, черноволосый, с мазками какой-то копоти на щеках, растрепанный и бледный, сам как привидение, стоял в центре кельи на коленях и держал открытым молитвенник, в который не смотрел. При моем появлении, сопровожденном скрипом двери, он привел в порядок одежду, но не сразу. Сначала добормотал молитву и совершил земной поклон. После замер, как был, на коленях, не до конца распрямившись и прикрыв заложенную пальцем книгу.

Я постоял столбом, поглядел. Не сразу нашелся, что сказать. Затем все же аккуратно представился, хоть это и не входило в мои планы, спросил, не нужно ли что. А Тоби резво подбежал и ткнул юнца носом в локоть. Тот вздрогнул. Но ради таких мелочей, как беседа со некромантом братства, молчание праведникам прерывать не положено, мне сделали знак, что нет, не нужно, могу убираться, и я велел мычащему стражу принести узнику тазик с водой – умыться, а то он весь в саже.

– Это не сажа, – сказал мне страж. – Это плесень с пола.

– Что ж, – возразил я, – если плесень, то и умывать ее не надо?

– Так он же молится день и ночь, замарается опять.

– Меньше демагогии, юноша! – оборвал стража я. – Идите и принесите. Никуда ваш подопечный не сбежит, я присмотрю.

Грязь, показавшуюся мне копотью, я рассмотрел получше – этот юный флагелланит, похоже, еще и бил себя по щекам. Все теми же грязными руками.

– Вы не делом заняты, святой отец, – счел нужным сообщить я. – Вы не изгоните так призрак, мучающий вас. Вы просто причиняете себе ненужные страдания, а это грех.

Щенок лишь презрительно скривился.

– Бесы изгоняются молитвой и постом, – перевел я для себя его несказанные слова. – Вас так учили. Но у вас не тот случай. Вы невиновны, и бесы эти не ваши.

– Все бесы одинаковы, – пробормотал сквозь зубы он. – Среди них нет хороших. Как не бывает хорошего колдовства.

– Вы невиновны, – повторил я. – Ваш призрак пытается вас защитить.

– Вы говорите ересь, – прошипел мне фанатик.

– Я хочу справедливости для мертвых и живых, иначе мертвые никогда не упокоятся, – парировал я. – Если с вашей точки зрения справедливость – ересь, пусть так. Я вижу мертвых, я вижу связь неупокоенной души с вами. Что между вами и ведьмой случилось? Ведь это не было грехом?..

Юнец молчал, сжав губы так плотно, что они в полутьме его каморы выглядели белыми. И тут Тоби, отбежавший было осмотреться в камере, резво подковылял кривыми лапками, подсунул свою узкую ушастую морду под безвольно упавшую ладонь флагелланита и что-то такое изобразил глазами, что парень очнулся. Мученик дернулся и, почти неосознанным движением, погладил собаку. А Тоби встал на задние лапы и заглянул священнику в лицо. Тот проглотил комок в горле.

– Она тоже говорила, что видит мертвых и вопиющую несправедливость. Врала! Вы… если так хорошо разбираетесь в мертвых, скажите ей, пусть уйдёт! – заявил вдруг наш святоша неожиданно громко, отворачиваясь от всеразоблачающей собачьей морды. – Скажите ей, мне не нужна ее любовь и забота! Пусть она меня оставит! И вы уйдите!

После чего он раскрыл книгу и невидящим взглядом уперся в затрепанные страницы.

– Вам разрешено писать? – старательно охлаждая от волнения голос, спросил я.

Ответа не было. Тоби от последнего выкрика отбежал ко мне.

– Если разрешено, и вы решите объясниться, напишите мне письмо, – сказал я. – Господин полицмейстер знает, где я остановился в Бромме, мне передадут.

После чего я собственноручно запер страдальца и отдал ключи ленивому сторожу, в грязном тазу тащившему грязную дождевую воду из бочки водостока на верхний этаж.

Что я хотел бы сказать фанатику, но не сказал? Кем возомнил ты себя, дурачок? Будто тебя, как древних святых из легенды, искушают потусторонние силы? Ты пока не святой, привидения тебе лишь кажутся, а тот демон, который действительно навязался к тебе, называется нечистая совесть, и придумка эта исконно человеческая, ни к какой бесовщине и дьявольщине она не принадлежит. Ты в чем-то правда виноват. Нет, ты не совершил греха, ни прелюбодеяния, ни, тем более греха убийства – тогда, при неупокоенности призрака, на тебе лежала бы видная мне печать. Но ты что-то мог сделать и не сделал, за что теперь себя наказываешь. Да и жизнь тебя наказывает. Тем, чем ты занят сейчас, ты ничего не исправишь. А делать по-другому тебя не научили. Мне очень жаль.

* * *

Слишком много умных развелось. Я, видимо, таскаю с собой дневник, чтобы переписывать их имена и выходки.