Некрасов

Собаки с недовольным визгом и ворчаньем повернули обратно, псари тоже поскакали к лесу, и только тот, что вез Сеньку, шагом поехал к дороге. Наша мать, вскочив на ноги, побежала к нему навстречу, а мы, дрожа и плача, остались сидеть на земле. Мы видели, как псарь, все еще прижимая к себе Сеньку, спрыгнул на землю, и, сняв шапку, шагнул к маме. Мы видели, как мама, вырвав у него из рук Сеньку, что-то сказала, показывая на дорогу. Псарь прошел мимо нас, ведя на поводу лошадь, а мама зашагала к дому, неся на руках безжизненное тело Сеньки.

Псарь поднял с земли Сенькину мать и положил ее на лошадь. Она тяжело повисла, уронив руки, и сразу же начала сползать, касаясь вытянутыми посиневшими ногами земли. Псарь поддерживал ее рукой и тихонько говорил нашей маме, что барин велел только попугать Сеньку за то, что он зашиб ногу собаке, а им приказал отогнать собак, когда они догонят мальчишку.

— Мальчонка дюже спугался, — говорил псарь виновато, — и, видать, сомлел со страху. А матка его, боюсь, не померла ли совсем…

Забыв о приятелях, которые ждали нас в пещере, испуганные, притихшие, доплелись мы до дома и спрятались в своей комнате. Никто нас не искал, никто не заходил к нам, и мы, забившись в угол за кроватью, просидели одни до сумерек. Мы слышали, как вернулись охотники, как в спальне плакала и кричала мама, как ругался и хлопал дверьми отец. Когда совсем стемнело, пришла к нам нянька и уложила нас спать. Но мы не могли уснуть, мы плакали до тех пор, пока к нам не пришла мама и не легла с нами, сдвинув наши кроватки.

На другой день мы узнали, что Сенькина мать умерла, а сам Сенька от страха помутился разумом. Через некоторое время мы его увидели, — он стал дурачком, ничего не мог говорить, а только лопотал что-то непонятное… Вот, ребята, какую страшную историю пережил я в детстве.

Некрасов замолчал и обнял притихших, взволнованных мальчиков. Он и сам был взволнован, — словно наяву, встал перед ним этот ужасный день его детства. Он ничего не прибавил к тому, что было на самом деле, он умолчал только об одном: о том, какую дикую сцену устроил его отец, узнав, что мать хотела вступиться за мальчишку, повредившего ногу собаке. Он с невероятной болью вспомнил сейчас об этой сцене и, чувствуя, что слезы готовы брызнуть из глаз, встал с кровати и хотел отослать мальчиков. Но в эту минуту в комнату с шумом ворвался Добролюбов и, не замечая ничего, начал требовать, чтобы все немедленно шли гулять.

— Гулять, гулять, сейчас же гулять! — кричал он, распахивая форточку. — Я только что с улицы, — сегодня настоящее лето. Безобразие — сидеть дома. Мальчики — марш одеваться! Николай Алексеевич, снимайте халат. Я все равно вытащу вас на улицу…

Некрасов, опешив от такого натиска, покорно пошел переодеваться, а Добролюбов постучал в комнату к Авдотье Яковлевне. Но она не впустила его, сказав, что еще не одета, а на приглашение принять участие в прогулке сердито ответила, что семейные выезды ее не прельщают и она предпочитает остаться дома.

— А вас, вероятно, кто-то не пригласил на прогулку по Невскому, и потому вы стали вдруг таким нежным братом, — язвительно добавила она.

Добролюбов постоял минутку перед закрытой дверью, развел сокрушенно руками и пошел к Некрасову.

— Авдотья Яковлевна в меланхолии и идти не хочет, — объявил он. — Мои мольбы остались тщетными.

— Напрасно звали, — сказал Некрасов. — Гулять в мужской компании в тысячу раз приятней.

Погода, действительно, была теплая и солнечная, все искрилось и сверкало: и светлое голубое небо, по которому бежали тонкие прозрачные облачка, и окна домов, и непросохшие от вчерашнего дождя лужи. Почти летняя теплынь на солнечной стороне улицы, свежий холодок в тени, смеющееся лицо девушки в первом выставленном окне и потеплевшие, добродушные лица прохожих.

В Летнем саду, куда привел их Добролюбов, было почти пусто. На серой прошлогодней траве дымились костры, пахло сырой землей и прелыми листьями, на голых прозрачных деревьях кричали вороны. Гуляющих не было, только сторожа хлопотали около статуй, снимая с них деревянные футляры, да маляры красили скамейки ярко-зеленой краской.

Они вышли на набережную. Здесь было холодно. Совсем не весенний ветер теребил полы пальто, забирался за пазуху, подгонял светлую холодную Неву. Она неслась мимо, быстрая и бурная; высокие, длинные волны набегали друг на друга, бились о берег и пенились около моста. Мальчики перевесились через гранитный парапет набережной, и старший закричал, глядя на воду:

— Смотри, смотри, Коля, река радуется, что освободилась ото льда! Она торопится куда-то убежать. Она ведь никогда не бежит так быстро, как весной?

— Я думаю, она всегда течет одинаково, — ответил Добролюбов. — Это от ветра так кажется. А может быть, просто воды в ней больше становится весной. Однако, идемте отсюда, здесь холодно, вы простудитесь.