Читаем Некоторые проблемы истории и теории жанра полностью

Л.Успенский приводит такой пример: "Как смог бы мой рядовой человеческий мозг, не разрушившись, вместить Эйнштейнов парадокс времени, если бы Путешественник во Времени (в повести "Машина времени". - А.Б.), много лет назад, не "взял Психолога за локоть и не нажал бы пальцем маленький рычажок модели",.. А Путешественник? "Встав, он достал с камина жестянку с табаком и принялся набивать трубку..." Точно такая же жестянка "Кепстена" стояла на карнизе кафельной печки в кабинете моего отца; такая же трубка лежала на столе. И этой обыденностью трубок и жестянок он и впечатывал в наши души всю непредставимость своих четырёхмерных неистовств"[174].

В перекличке и полемике с этими "неистовствами", полемике художественной и научной, открытой и внутренней, которая и поныне продолжается в отечественной литературе и литературной критике, кристаллизовались важнейшие мотивы и темы нашей фантастики, складывалось представление о современном фантастическом жанре как о новом типе воображения - на "стыке" художественно-практического и научно-теоретического мышления, формировались краеугольные понятия и критерии отечественного фантастоведения.

В наше время развернулось, по сути дела, научное освоение литературно-философского наследия Г.Уэллса. Несмотря на издержки субъективно-эстетического (Е.Замятин, В.Шкловский) и, с другой стороны, вульгарно-социологического подхода (в последнем Г.Уэллсу особенно "повезло"), отечественная литературная критика сумела показать единство Г.Уэллса - фантаста, утописта и реалиста. Заметный след в отечественном Уэллсоведении оставили написанные в 1923-1937 годах статьи С.Динамова. Марксистскую оценку взглядов Уэллса-социолога С.Динамов (в предисловии к роману "Мир Вильяма Клиссольда", М.-Л., 1928) едва ли не впервые сочетал с пристальным вниманием к литературной традиции Уэллса-романиста и "технике" фантастического жанра, рассматривавшеегося ранее почти исключительно с точки зрения содержания. Объективный подход к сильным и слабым сторонам Г.Уэллса закрепили работы А.В.Луначарского. Непримиримый к его "эволюционизму", он, тем не менее, пришёл к выводу, что этот писатель "до крайности нам нужен" и "должен стать одним из любимых" у молодёжи[175], он особо подчёркивал выдающуюся роль Г.Уэллса в обновлении художественного арсенала критического реализма[176]. По его мнению, Г.Уэллс обогатил художественное творчество необычайно широким и многообразным применением такого характерного принципа творчества научного, как мысленный эксперимент (в утопическом романе "Люди как боги" Г.Уэллс, например, достигает особой остроты социального разоблачения, перенося высокопоставленных британских мещан в мир коммунистических отношений). На материале творчества Герберта Уэллса и Бернарда Шоу А.Луначарский вообще, вероятно, впервые выдвинул понятие мысленного эксперимента как специфической категории реализма XX века (ныне это признано типологической чертой научно-технической и социальной фантастики). В статье-интервью о своей беседе с Г.Уэллсом в 1931 году А.Луначарский сочувственно излагал его мысль о том, что каждый писатель-социалист обязан обладать темпераментом пропагандиста[177]. Преданность идеалу коллективизма и общественной собственности во многом помогала Г.Уэллсу преодолевать реформистские заблуждения. Работы А.Луначарского, С.Динамова и других критиков противостояли распространившейся в 30-х годах ошибочной тенденции представить Г.Уэллса безнадёжным мещанином и если не апологетом, то по меньшей мере равнодушным созерцателем фашизма[178].

Известным итогом отечественного уэллсоведения явилась книга Ю.Кагарлицкого "Герберт Уэллс" (М., 1963). Первая монография на русском языке получила признание у нас и за рубежом (переведена в Англии и Италии, удостоена международной премии Пилигрима 1972 года "за выдающийся вклад в изучение фантастики"). Реализованный в ней принцип целостного исследования творческой личности привёл автора к выводу, что Г.Уэллс - гениальный художник, оригинальный мыслитель и крупный общественный деятель - объективно выразил неизбежность движения человечества к коммунизму...

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы).

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология