Некоторые проблемы истории и теории жанра

Однако осуществить органическое соединение утопии с романом-предостережением Г.Уэллс не смог. Динамизм романа "Люди как боги" - в столкновении Г.Уэллса с капитализмом, но не в движении человеческих душ. Персонажи Утопии - великолепные олимпийцы. Мраморным своим величием они - по закону контраста - усваивают разоблачение респектабельных бандитов из капиталистического мира, вздумавших силой обратить Утопию вспять. Но в них самих почти нет той борьбы идей и страстей, с помощью которой И.Ефремов, пусть и более скромными художественными средствами, реализовал идею вечного обновления человека как движущей силы коммунизма. Насколько кинетичен в утопиях Г.Уэллса закат старого мира - настолько статичен облик нового. Здесь художественный результат зависел не только от социалистического идеала, но и от философской основы воображения...

Одной из черт воображения Г.Уэллса было то, что подметил при встречах с писателем И.Эренбург: "Он дорожил логикой, а к диалектике относился подозрительно"[153]. Его метод социальных прогнозов, - писал И.Шкловский, - "тот же, что и химика, который старается определить, какой синтез получится от взаимодействия таких-то реактивов"[154]. Г.Уэллс мыслил "алгеброй" там, где требовалась "высшая математика".

В социальной системе Г.Уэллса утопизм сыграл двойственную роль. Как глубоко нравственная убеждённость в социалистическом идеале, утопизм делал его позицию по-своему честной, а нередко и необычно радикальной для буржуазного демократа. В компромиссах со своим обществом Г.Уэллс не был ренегатом социальной революции[155]. Он сравнительно рано пришел к мысли, что экономическая и идеологическая революции неотделимы от политической. И если в 1920 году в "Истории человечества" и в 1923-м в романе "Люди как боги" он, в противоречии с книгой "Россия во мгле", ещё не верил в созидательную силу революции то в 1924-м в некрологе В.Ленину он осторожно писал: "Быть может надежды таких людей, как я, чрезмерны и заплатки сейчас уже не спасут европейскую систему. Быть может, она обречена на более глубокие и крутые перемены, чем те, которые мы согласны признать необходимыми. Возможно, что своекорыстие слишком подточило корни... Возможно, вся европейская система, подобно России, всё-таки нуждается в прививке к этому новому неизвестному корню коммунизма, прежде чем она вступит в новый созидательный период. Но мне ясно, что годы идут, а выздоровление Европы ещё не началось"[156].

И хотя поздний Г.Уэллс не раз ещё вернётся к реформистско-утопическим заблуждениям, в конечном счёте, он серьёзно пересмотри свои взгляды.

Обо всём этом не следует забывать не только потому, что Г.Уэллс - большой художник и мыслитель, но и потому, что политическое сознание Г.Уэллса, несмотря на всю специфичность, в главном развивалось в созидательном направлении, делая ему честь как писателю, демократу и социалисту.

У каждого большого художника свои, особые отношения с другой культурой. Трудно вместе с тем назвать писателя мирового масштаба, чья русская судьба сложилась бы столь парадоксально. Неожиданной выглядела уже сама популярность певца научно-технического прогресса в отсталой аграрной стране, какой была Россия, когда на исходе прошлого века здесь был открыт выдающийся романист, не похожий не только на прославленных отечественных классиков, но и на Э.По, Д.Дефо, Дж.Свифта, чьи традиции на первых порах пытались отыскать в творчестве Г.Уэллса русские критики.

Первое его собрание сочинений вышло в Петербурге уже в 190 году; до 1917 года появилось ещё три; четыре, несравнимых, конечно, по тиражам и количеству переводов, были выпущены в советское время. Это - не считая большого числа трёх- и двухтомников, множества отдельных изданий, переизданий и публикаций в периодической печати. В 1934 году ленинградские писатели преподнесли своему гостю его книги, изданные после революции. К подарку была приложена справка Всесоюзной книжной палаты: общий тираж произведений Г.Уэллса перевалил за семьсот тысяч экземпляров. "Это, - благодарил автор, - гораздо больше, чем издано в Англии за то же время. Весьма приятный сюрприз"[157].

Компактно составленная к столетнему юбилею со дня рождения библиография русской уэлссианы[158] насчитывает свыше восьмисот номеров. Сюда вошли, между прочим, и художественные отклики на путешествие Г.Уэллса в Советскую Россию (пьеса Н.Погодина из трилогии о В.И.Ленине, стихи Н.Тихонова, Е.Евтушенко и др.), подражания Г.Уэллсу, пародии и т.д. Большую часть библиографии составляют литературно-критические статьи, исследования художественного и философского творчества Г.Уэллса, документы, связанные с Россией и общественно-политической деятельностью писателя, переписка с представителями русской культуры, их воспоминания и высказывания.