Некоторые проблемы истории и теории жанра

Приведём свидетельство двух наших писателей о резонансе в России фантастики Герберта Уэллса. Мысль В.Катаева о том, что на людей его поколения, "чьё мировоззрение формировалось на грани двух веков - XIX и XX - влияние романов Уэллса было огромно и сохранилось до сих пор"[410], развил известный популяризатор науки Л.Успенский. Он писал: "Порою я думаю: в Аду двух мировых войн, в Чистилище великих социальных битв нашего века, в двусмысленном Раю его научного и технического прогресса, иной раз напоминающего катастрофу, многие из нас, тихих гимназистиков и "коммерсантиков" (воспитанников коммерческого училища, - А.Б.) начала столетия, задохнулись бы, растерялись, сошли бы с рельс, если бы не этот Поводырь по непредставимому. Нет, конечно, он не стал для нас вероучителем, ни глашатаем истины, он не объяснял нам мир, он приуготовлял нас к невообразимости (впрочем, одно без другого невозможно, - А.Б.). Его Кейворы (герой романа "Первые люди на Луне", - А.Б.) и Гриффины (человек-невидимка, - А.Б.) расчищали далеко впереди путь в наше сознание самым сумасшедшим гипотезам Планка и Бора, Дирака и Гейзенберга". Л.Успенский, один из основателей Дома занимательной техники в довоенном Ленинграде, судил об этом с полным знанием дела. "Как смог бы мой рядовой человеческий мозг, - вспоминает он, - не разрушившись, вместить эйнштейнов парадокс времени", если бы Г.Уэллс не "впечатывал в наши души всю непредставимость своих четырёхмерных неистовств"[411].

В перекличке и полемике с этими неистовствами, полемике художественной и научной, открытой и внутренней, идущей в отечественной литературе и литературной критике, кристаллизовались важнейшие темы, ключевые образы нашей фантастики, складывалось представление о современном фантастическом жанре как новом типе воображения - проективном или опережающем видении мира на "стыке" художественно-практического мышления с научно-теоретическим, формировались краеугольные понятия и критерии отечественного фантастоведения.

Г.Уэллс и Жюль Верн оставили нам взаимное сопоставление своих творческих позиций, до сих пор не утратившее интереса, так как оно высвечивает от первоистока истины и заблуждения сегодняшних дискуссий о фантастике. "Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, - говорил создатель научно-фантастического жанра, то Г.Уэллс придумывает для осуществления подвигов своих героев самые невозможные способы"[412]. Уэллс и сам приходил к такому же заключению. В предисловии к сборнику своих произведений он отклонял честь называться "английским Жюлем Верном": "На самом деле нет решительно никакого литературного сходства между предсказанием будущего у великого француза и этими фантазиями. В его произведениях речь почти всегда идёт о вполне осуществимых изобретениях и открытиях, и в некоторых случаях он замечательно предвосхитил действительность... Многие из его предсказаний осуществились. Но мои повести, собранные здесь, не претендуют на достоверность; это фантазии совсем другого толка. Они принадлежат к тому же литературному роду, что и "Золотой Осёл" Апулея, "Истинные истории" Лукиана, "Петер Шлемиль" (А.Шамиссо) и "Франкенштейн" (М.Шелли)... Они завладевают нами благодаря художественной иллюзии, а не доказательной аргументации"[413].

Жюль Верн не писал сказок вроде уэллсовой "Двери в стене"; гиперболические предостережения его младшего современника остро социальны и глубоко психологичны, тогда как географические робинзонады и одиссеи самого Ж.Верна основаны на совсем другом интересе "научных приключений". Жюль Верн старался не отклоняться от законов физики, в то время как Г.Уэллс, по словам Ж.Верна, изобретал новые законы и так далее. Между ними, певцом и Кассандрой научно-технического прогресса, глубокое различие.

Но если вглядеться попристальнее, нельзя не заметить, как эти противоположности сблизились. И дело не только в том, что Жюль Верн со временем стал приходить к уэллсову скептицизму насчёт автоматической благодетельности научно-технического прогресса, не только в том, что его лучшие творения тяготели к "уэллсовым" утопическим моделям и сатирическим гиперболам. Жюль Верн, утверждавший, что он, в отличие от младшего собрата, отталкивается от правдоподобного и возможного, мог бы и самого себя упрекнуть - или поздравить? - с тем, например, что в одном из поздних романов "Золотой метеор" взялся "изобретать физику" не хуже Г.Уэллса. Его вымышленные лучи антигравитации - допущение нисколько не более достоверное, чем кейворит в романе Г.Уэллса "Первые люди на Луне", материал, экранирующий силу тяготения. Может быть, наука и сегодня ещё более далека от управления гравитацией, чем от управления временем, на чём основан сюжет известной повести Г.Уэллса. Во всяком случае, эйнштейнова релятивистская физика уже экспериментально подтвердила возможность хронопутешествия в одну сторону - в будущее.