Некоторые проблемы истории и теории жанра

Тезис Чернышевского "прекрасное есть жизнь" Ефремов подтверждает такой системой "подробностей", которая обновляет представление о жизни. Его концепция красоты побуждает видеть жизнь прежде всего в противоречивом процессе возрастания целесообразности. Чернышевский не применял диалектику как логику познания. Ефремов исходит из того, что "прекрасное есть жизнь" не только как проявление материи, но прежде всего как ее движение - от низших форм к высшим, от неживого к живому, от индивидуально-биологического совершенства к общественно-разумному.

Напомним, Ф.Энгельс считал взгляд на мир как на совокупность текучих процессов (а не законченных предметов) и связей, соединяющих процессы природы в одно великое движение, важнейшим отличием естествознания XIX века и вместе с тем величайшим завоеванием гегелевской диалектики.[274]

Такое понимание целесообразно прекрасного по-новому освещает древнюю мифологическую модель: человек как мир, мир как человек. Облик человека, единственного мыслящего существа на Земле, как никакой другой, говорит Ефремов, отвечает наибольшей разносторонности жизни. Это означает высшую приспособляемость человека к противоречивым требованиям среды. "Переход к общественной жизни, - добавляет писатель, - определил еще большую многогранность. Красота человека - это, кроме совершенства, еще и универсальность назначения, усиленная и отточенная умственной деятельностью, духовным воспитанием. Мыслящее существо другого мира, если оно достигло Космоса (подобно человеку Земли, - А.Б.), А также высокосовершенно, универсально, то есть прекрасно! Никаких мыслящих рогатых и хвостатых чудовищ, человеко-грибов, людей-осьминогов не должно быть".[275] Вселенная едина в своих законах, и целесообразность - один из самых фундаментальных из них, по мысли Ефремова.

На космической аргументации стоит задержать внимание. Ефремов исходит из нее и как мыслитель-эстетик, и как естествоиспытатель, и как художник-фантаст. "Между враждебными жизни силами Космоса, - поясняет он, например, в повести "Звездные корабли", - есть лишь узкие коридоры, которые использует жизнь, и эти коридоры строго определяют ее облик" (т.2, с.441). И если бы внеземная жизнь зародилась на сходной биохимической основе, в сходных с нашей планетой условиях, то она в силу этого неизбежно привела бы в конце концов к гуманоидным формам.

Скажем, на планете со сходной силой тяжести разумное существо подобно человеку тоже не могло бы сформироваться чересчур большим или чересчур маленьким. Слишком миниатюрное не обладало бы достаточными энергетическими запасами, зависело б от пустяковых случайностей на поверхности планеты. Гигантское оказалось бы связанным непрестанным поиском пищи. Оптимальная масса и универсальное питание обеспечивают определенную независимость от среды - важное условие становления разума. С другой стороны, те же факторы делают ненужными, скажем, рога или клыки. Эти атрибуты травоядных и хищных, целесообразные для них, перетяжелили бы череп, предназначенный нести огромную нагрузку мозга.

Но одного объема мыслящей субстанции недостаточно. Чтобы развился разум, животное должно иметь сложные конечности, специализированные для выполнения работы, "ибо только через работу, через трудовые навыки происходит осмысление окружающего мира" (т.2, с.440). Наконец любое разумное существо должно обладать хорошо развитыми органами чувств, расположенными притом не в удалении от мозга - "для экономии в передаче раздражения", особенно зрительными органами: зрение дает существу, поднявшемуся на задние конечности (чтобы освободить для труда передние), наибольший объем особенно ценной информации.

У разумного животного другого мира зрительные рецепторы могли бы воспринимать волновую энергию, скажем, вплоть до инфракрасной части спектра. Инопланетянка в романе Г.Мартынова "Гианэя" видит и тепловые лучи. Тем не менее, зрение повсюду в природе, предполагает Ефремов, должно использовать "проницающую атмосферу часть электромагнитных колебаний" и, следовательно, должно быть "почти одинаково во всей Вселенной" (т.3 II, с.44).

Создавая облик своего космического пришельца сперва чисто логическими выкладками, Ефремов совсем не случайно переходит на язык образов, когда описывает его "громадные выпуклые глаза": "Они были как озера вечной тайны мироздания, пронизанные умом и напряженной волей... В этих глазах был свет безмерного мужества Разума, сознающего беспощадные законы Вселенной, бьющегося в муках и радости познания" (2, с.450). Подобное выражение энтазиса, то есть духовной собранности, старались придать своим богам и героям древнегреческие художники.

Чернышевский, полагая источник прекрасного в жизни, замечал между прочим, что средоточие жизни - "жизнь ума и сердца... отпечатывается в выражении лица, всего яснее в глазах... и часто бывает, что человек кажется нам прекрасен только потому, что у него прекрасные, выразительные глаза".[276]