Читаем Некоторые проблемы истории и теории жанра полностью

В романе Ефремова гуманизм эллинской классики возвышает национальную цель персидского похода Александра до интернациональной. Великий полководец вознамерился было соединить Запад с Востоком в гомонойе - равенстве разноплеменных людей по разуму. Боль, за поруганные святыни придала возмездию греко-македонцев неудержимый порыв. Небольшая армия Александра наголову разбила полчища Дария. Но по мере того как война превращалась в обыкновенное порабощение народов, гениальное искусство вождя и весь опыт победителей не могли спасти от поражения в индийском походе.

Великие эстетические образцы, писал Ефремов в одной из публицистических статей, в отличие от научных истин, которые отживают, давая начало более глубокому познанию вещей, не "снимаются" последующими художественными достижениями. Они потому каждый раз заново воспринимаются другими поколениями, что не утрачивают своей изначальной ценности. В своем творчестве Ефремов попытался заново ответить на вопрос, в чем же заключена вечная истина неувядающей красоты.

Маркс, размышляя о том, что сказания, песни и музы древней Эллады не могут уже повториться, ибо их арсеналом и почвой послужила давно отжившая мифология, замечал, что не вопреки, а как раз благодаря этому, древнегреческий эпос продолжает "доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служить нормой и недосягаемым образцом".[261] В эпическом искусстве Эллады, говорил далее Маркс, заключено обаяние "детства человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее".[262] В нем волшебно запечатлелось мифологическое самоотождествление нашего пращура со всем окружающим миром. Детски наивное, но потому и поразительно цельное слияние со своим племенем. Примитивное, но и необычайно могучее ощущение себя непосредственным продолжением природы.

На уровне этого древнейшего (еще дорелигиозного) мироотношения и зарождалось, вероятно, инстинктивное ощущение красоты, как целесообразной устроенности мира, которое Ефремов исследует в романе "Лезвие бритвы". Наш первобытный предок в наивном моделировании мира по самому себе стихийно угадывал, хотя и в фантастической форме, действительно целесообразную связь своего микрокосма с Космосом "Наше чувство прекрасного, эстетическое удовольствие и хороший вкус, - писал Ефремов, - все это освоенный подсознанием опыт жизни миллиардов предыдущих поколений, направленный к выбору более совершенно устроенного, универсального, выгодного для борьбы за существование и продолжение рода".[263]

С точки зрения ефремовского понимания красоты как целесообразности, шедевры мирового искусства непреходящи прежде всего в этом своем первично жизненном ряду. Именно целесообразно-прекрасное, разумеется, совершенно воплощенное, сохраняется в людях: они живут, процветают, приносят гешефты, премии, дачи и огромные способности воспроизводить жизненно важную красоту мира. В этом замечательное проявление целесообразности самого человека, без нее он не стал бы "венном творения".

В романе "Лезвие бритвы" Ефремов исследует по преимуществу психофизиологическое содержание красоты-целесообразности. Прекрасное для него - универсальная категория, которая детерминирует эстетическое чувство и генетически связывает объективную красоту мира с ее субъективным художественным отражением. В новое время такая трактовка красоты не получила должной разработки, судя, например, по истории вопроса в статье "Прекрасное", помещенной в 4-м томе "Философской энциклопедии". Красота как целесообразность выпала из категориального аппарата современных дискуссий о природе эстетического.[264]

Между тем, еще Аристотель в сочинении "Метафизика" справедливо замечал: "А самые главные (!) формы прекрасного, это порядок, соразмерность и определенность, - математические науки больше всего и показывают именно их".[265]

Древний философ, по мнению видного исследователя его эстетики А.Ф.Лосева, отождествлял с красотой благо, считая благо "целесообразным порождением действительности", а красоту - "самой структурой или моделью процесса порождений".[266] В свете ефремовских суждений о прекрасном эта трактовка выглядит весьма современной. Поэтому ее вряд ли можно отнести к Аристотелю без оговорок. Лосев и не придает целесообразности как "модели порождений" прекрасного того значения, какое она естественно должна была бы занять в современной эстетике.[267]

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы).

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии