Некоторые не попадут в ад

(Ни один президент на свете так не делает, соседнего правителя — Плотницкого — никогда никто ни в каких кафе не видел; моя личка, работавшая у него, призналась однажды: мы за первые три недели работы с тобой пять раз видели Захарченко, он приходил к нам в гости пешком, ты сам ходишь к нему в гости, потом он опять за тобой заезжает, он здоровается и обнимается с нами, — но за год работы у Плотницкого, в его личной охране, мы никогда не приближались к нему больше, чем на пятнадцать метров, он ни разу с нами не здоровался (только Графу один раз нацепил на общем награждении какую-то юбилейную медаль, Граф был взбешён такой наградой), он ни с кем не дружил, он жил на небе.

Захарченко жил — на земле.)

Первым шёл охранник, вторым Захарченко: в своей быстрой, залетающей в любое помещение, несмотря на хромоту, манере.

Кафе «Сепар» было открыто год назад бывшим бойцом из Батиной лички — хорошим, к слову сказать, парнем, я его немного знал.

Батя двинул «тельника» в депутаты — и вскоре у депутата появилась возможность открыть кафе.

Идея кафе, отделанного в ополченской стилистике и названного энергичным сколком со слова «сепаратист», принадлежала вроде бы самому Захарченко.

(«Надо открыть, брат, сепаратистское кафе, так и назвать — “Сепар”; туда все свои начнут заглядывать; потом, когда меня там убьют, а война закончится, и нас признают все, ха, цивилизованные страны — от туристов отбоя не будет, прибыль считать устанете!» — так прозвучала идея, или как-то иначе?)

В это кафе я заходил раза два-три: ничего так, уютное, и кормили нормально, но оно, на мой вкус, было слишком вылизанным, почти уже гламурным; я бы в кафе с названием «Сепар» хотел видеть больше разгильдяйства, больше умелой, продуманной спонтанности.

(Там, впрочем, когда я заходил, играли песни Гребенщикова — мне показалась симпатичной широта ополченцев: ну, катается этот бородатый парень на сторону нашего несчастного неприятеля петь песню про «всё испортили сепаратисты» — что с того?

Если б в «Сепаре» звучала его песня «Последний день августа», было б совсем жутковато, — но этой песни я там не слышал.)

Кафе получилось небольшим: всего один зал, столиков на десять, может. Защитные сетки висели на окнах, блюда были названы как-то остроумно, на военный манер. Счёт подавали в больших гильзах.

Взрывное устройство установили над входом, под кондиционером; вход был напротив стойки. Якобы кто-то отвлёк бармена (тот должен был уйти в подсобку), и тут же всё закрепили, на блядскую свою удачу: а вдруг кто-нибудь живой зайдёт, чтоб умереть.

Взрывчатка была начинена железными шариками, очень много этих шариков попало в него, в его голову. Поэтому гроб был закрытым. Когда гроб открывали, для вдовы, я стоял далеко. Сашка Казак был рядом с гробом, но я не спросил у него, как выглядел убитый. Мне неинтересно, я не хочу этого знать. Если вдруг знаете — не надо рассказывать.

За Батей шёл Ташкент, он уже подходил к дверям, когда раздался взрыв. Ташкент, который весит килограммов сто тридцать, легко сложился вдвое и отлетел на десять метров. Девушку не убило — но тоже отбросило, обожгло, стеклом серьёзно поранило глаза (зрение потом спасли — в Донецке были отличные врачи, а за время войны стали ещё лучше: какие только ранения не пришлось врачевать).

Охранник, шедший впереди Захарченко, погиб. Я его тоже знал. Приятный, немногословный, с добрыми глазами молодой мужик.

Всё.

Теперь ненужное.

* * *

Выехал в Донецк на следующий день; не очень торопился — всё уже случилось, точно не опоздаешь.

По дороге позвонил Томич:

— Здесь что-то непонятное творится. Вкратце: меня набрали очень серьёзные люди. Просили передать, чтоб ты не приезжал на похороны. Предупредили по-доброму. Сказали: не доедет даже до кладбища. Ты — не доедешь.

— Ну, ничего, — сказал. — До кладбища доеду.

Исполняющим обязанности Главы республики был назначен (на внутреннем совещании быстро порешали, не спросившись у Москвы) вице-премьер с позывным Трамп.

Одно время мы часто виделись; при встрече обнимались, я бывал приглашён на какие-то его личные праздники. Потом, в последний год, я видел его один или два раза, мельком.

У него были сложные отношения с Ташкентом. Трамп подозревал, что раз Сашка Казак, и я заодно, теперь слишком сошлись с Ташкентом, — значит, ему надо держаться в стороне от нас; что-то такое.

Трамп был политик, продуманный, с амбициями.

(Амбиции предполагают вероятность пожирания людей, стоящих на пути.)

Помню одну историю, давнюю.

Ещё в самом начале был у Бати, наряду с Ташкентом и Трампом, ближайший помощник (Пушилин всегда был отдельный), чуть ли не в должности второго вице-премьера, я его видел пару раз — показалось: приятный мужик.

Что-то у него с Трампом не заладилось — при встречах искрили. Трамп считал, что прав он, и, возможно, Захарченко отчасти разделял его позицию, но сам не вмешивался.

В какой-то момент Трамп спрашивает у Захарченко: «Бать, можно, я ему в ногу выстрелю, если это продолжится?» Тот говорит: а выстрели.

Следующий скандал — Трамп достаёт пистолет и стреляет своему коллеге в ногу.