Некоторые не попадут в ад

Она не выдержала взгляд и опять отвела глаза в сторону. Словно не зная, чем занять руки, взяла себя за конец кудрявой пряди, чуть натянула её, спрямив, и через секунду отпустила. Прядь снова закудрявилась. Снова взяла, натянула, но уже не отпустила, а намотала на палец.

— Что-то невозможное происходит, — сказал я.

— Я чувствую то же самое, — ответила она быстро.

— О чём ты? — бодро переспросил муж, явившись всем своим крупным телом откуда-то из полутьмы, гомона и стука тарелок.

Кажется, он слышал только её фразу.

— Захар досадовал, что европейцам сложно понять донецкие реалии, но что-то меняется, — пояснила она.

Речь её была быстра.

«Интересно, кто быстрей говорит, — подумал я отстранённо, — Томич или она? Существуют ли приборы для измерения скорости речи? Создания психологических портретов на основе этой информации…»

Директор согласился с тем, чего я не говорил; и мы немного обсудили это. К поднятой теме подключили и других сидящих за столом; они, как водится в среде воспитанных европейцев, высказались в целом согласно, но без малейшей определённости: «…это всё ужасно, хотелось бы, чтоб происходящее поскорее завершилось», — ну, ещё бы, пусть всегда будет солнце.

— Вы ведь сегодня уезжаете? — спросил директор под десерт.

— Не просто сегодня, а вот сейчас — допью кофе, и буду искать такси.

— И в Донецк сразу? — удивился директор; или сделал вид, что удивился.

— Ну а куда. В Москву, за руль, я оставил там свою машину, и в Донецк. Двенадцать часов — и на месте.

— Даже так. Не утомляет вас такая скорость передвижения?

— Не знаю. Пока нет. Не знаю. На самом деле, это отличный способ отдохнуть: за рулём.

— И я тоже хочу отдохнуть, — вдруг вступила жена. — Я отвезу Захара в аэропорт? А Егора ты заберёшь.

Стараясь не смотреть на мужа, я перевёл взгляд на сына, который включился только при известии о материнском отъезде: «Мам, а телефон? Отдашь мне телефон?»

Наверное, он работал от телефона.

Это была его первая полная фраза за весь вечер.

— Да, — беззаботно ответил муж. — Пойдёмте покурим на дорожку, и… Быть может, вы ещё хотите дижестив, Захар? Нет?.. Мы приглашаем вас в гости, — продолжал он по дороге и уже на улице. — Понимаем вашу — тут даже слово «занятость» не подходит — вашу жизнь, — но вдруг вы соберётесь отдохнуть? Мы найдём возможность разместить даже детей и супругу, если вы их привезёте. И сами выспитесь хотя бы.

Он был отличный мужик, наверное.

После разговора на тему отдыха и возможного семейного приезда, тональность нашего общения с ней сразу и, пожалуй, благополучно изменилась, — странно было бы ехать в таком же наэлектризованном, почти фосфоресцирующем напряжении до аэропорта; так можно, в конце концов, куда-то врезаться.

Мы старательно болтали. Поначалу это был почти труд.

Таисия, кажется, оставалась взволнованной — это странным образом успокоило меня, — и поэтому, когда она начала путаться в дорожных развязках, я взял навигатор в руки и начал помогать ей: левее, прямо… вот этот поворот, этот-этот, вот сюда, так… ещё семьсот метров.

Это скрасило путь и объединило нас в общем занятии. Мы стали привыкать друг к другу. Наше общение длилось более часа — что ж, это срок.

На территории аэропорта она ловко припарковалась и, совсем уже успокоившись, спросила:

— Мы будем дружить? Напишешь мне?

Я засмеялся, повернувшись к ней и разглядывая её. Она перешла на «ты». Только что.

— Только не про любовь, да? — сказала она, тоже улыбаясь, но просьба эта была, что ли, чуть серьёзней, чем могло бы показаться.

«Нахалка, вот ведь», — подумал.

— Просто дружить, — сказала она.

Я ни секунды в это не верил: в такую дружбу. Я дружу только с мужчинами.

— Конечно, напишу, — сказал, не зная ещё, вру или нет.

Мы вышли на улицу: расставаться в машине было бы странно — для пока ещё друзей по возможной переписке, но не более чем.

— Езжай, — сказал я, тоже перейдя на «ты». — А то дорого обойдётся стоянка.

— Да. Я не пойду туда, — согласилась она и, подойдя в упор, взяла меня двумя руками за голову и трижды поцеловала, по русскому обычаю: в щёки.

Откуда-то из-под её платья послышался странный вкус: как рукоятка велосипеда пахнет, на котором долго, летом, едешь, — только живое в этом было, только юность.

Потом, опустив руки, она поймала мою кисть и крепко сжала.

Она написала мне смс, едва я зашёл в аэропорт. Несколько смс, когда я сидел в самолёте.

Когда я прилетел и включил телефон, тут же упала её, летевшая за нами, смс с требованием ответить, едва самолёт сядет, что я на месте. Я подумал, стоит ли: всё-таки была уже ночь, — да и надо ли? — ведь не надо, — но ответил. Она тут же написала мне: хорошо, я рада, напиши, когда сядешь за руль.

Я сел за руль и написал ей, что уже еду.

Потом — что выехал из Москвы.

Рядом с ней спал её муж; думаю, что один раз, переворачиваясь на другой бок, спросил: «Ты чего?» — но был удовлетворён её, в духе сына, многозначительным мычанием.

За час мы обменялись ещё дюжиной смс: вполне невинного свойства. Она оказалась остроумна.