«Наши мудрые, продолжал он, встречаются во всех вообще секстах, которые в сем отношении имеют мало преимущества одна над другою. Во время Фламеля был один таковый Мудрый родом из Евреев. Он, в первых летах жизни своей, с великою ревностью сохранял любовь свою к потомкам братьев своих, и узнав, что большая часть из них удалились во Францию, столь сильно захотел повидаться с ними, что решился нас оставить и туда ехать. Сколь ни велики были наши усилия отклонить его от сей решимости, но чрезмерное желание его превозмогло их и заставило его уехать, с обещанием однакож, что он возвратится к нам, как только будет можно. По приезде в Париж он узнал, что потомки отца его скончались, провождая жизнь свою с Евреями и пользуясь от них великим уважением. Между прочими нашел он одного Раввина из своего поколения, который, казалось, хотел сделаться ученым, т. е. который искал достигнуть истинной Философии и уже работал над так называемым, великим делом. Друг наш, не стыдясь открыть себя пред своим внуком, подружился с мим весьма тесно и многое пояснил ему. Но как первую материю надобно долго приготовлять, то он почел достаточным описать ему все искусство философского дела; а чтобы доказать притом, что написал не ложь, он при нем же сделал проекцию над 30 оками несовершенного металла, т. е. превратил их в самое чистое золото. После сего Раввин, приведенный в величайшее удивление братом нашим, употреблял все свои усилия, чтобы удержать его при себе; но все было тщетно, ибо брат наш никак не хотел нарушить данного нам обещания. Наконец Еврей, не могши ничем успеть в том, вдруг переменил себя и из друга сделался смертельным врагом; корыстолюбие подвигнуло его предпринять убийство и погасить одно из светил вселенные. Но, желая скрыть это, он просил сего Мудрого остаться у него только на несколько дней; и в сие-то время, посредством вероломства, столь же черного, сколько и неслыханного, он убил его и похитил все его бумаги. Ужасные злодеяния не могут долго оставаться ненаказанными; а потому и Еврей тот, по обвинении его и взятии под стражу как за сие преступление, так и за другие, в коих уличили его, был живой предан огню. Вскоре за тем последовало гонение на Евреев в Париже и, как вам известно, они изгнаны были из Французского Государства. Фламель, будучи благоразумнее, нежели большая часть обитателей Парижа, не нашел в сих обстоятельствах никакого для себя затруднения, но успел подружиться с некоторыми из прочих Евреев и даже приобрел себе у них имя весьма честного, праводушного человека. По сей причине один Еврейский купец решился поверить ему свои счеты и все свои бумаги, не сомневаясь в том, что он не употребит их во зло и сохранит от всеобщего пожара.
Между сими бумагами находились также бумаги того Раввина, которого сожгли, и книги, принадлежавшие нашему Мудрому. Еврейский купец, занят будучи своею торговлею, не имел, как видно, времени обратить на них надлежащего внимания; но Фламель, пристальнее рассмотрев их и приметив изображения печей, кубов и других подобных же химических сосудов, справедливо заключил, что это, конечно, описание таинства великого или философского дела; почему и рассудил, что не должно сим одним довольствоваться. А как эти книги были написаны по-Еврейски, то он попросил перевести для себя первый листок; и, удостоверившись чрез то в своем предположении, он, желая сохранить благоразумие и не открыть себя, поступил следующим образом.
Он отправился в Испанию. Там, встречаясь с Евреями почти во всех местах, где на время останавливался, он везде просил перевести для себя по одному листку из своей книги; и, таким образом переведя ее всю, отправился обратно в Париж. На обратном пути во Францию, он подружился с одним человеком, которого привез с собою, чтобы вместе и с ним работать над философским делом и которому намеревался открыть впоследствии времени тайну свою; но приключившаяся болезнь похитила у него оного друга. Итак, Фламель, находясь уже опять в своем отечестве} решился работать вместе с своею женою; работа их была успешна, и они, приобретя чрез то несметные богатства, построили множество общественных зданий и весьма многих обогатили.