Днем дом пустует неслучайно. Юноши сообща отправляются на охоту и возвращаются ближе к ночи.
Охота – традиционно занятие престижное, высокостатусное. (Рис. 5.6) Она сыграла колоссальную роль в становлении нашего вида, обеспечив наших предков белками животного происхождения, необходимыми для обеспечения высокоинтеллектуальной деятельности. В связи с охотой некогда развились способы коммуникации, сперва в виде языка жестов, потом в форме членораздельной речи. Кроме того, именно от выслеживания и добывания животных первобытными мужчинами производят некоторые ученые такую уникальную и специфическую форму деятельности человека, как театральное искусство. «…Самой ранней формой преображения человека в иное существо является… охотничья маскировка… На основе глубокого и тщательного изучения повадок промыслового животного (а наблюдательность первобытного охотника поистине поразительна), человек развивает и совершенствует свои имитационные способности, стремясь как можно точнее передавать поведение того или иного животного. Маскировка и богатые имитационные возможности… послужили основой для возникновения так называемых охотничьих плясок… Эта последняя занимает существенное место в возникновении и развитии театрального искусства» (А. Д. Авдеев – цит. по Художественная культура… с. 355–359). (Рис. 5.7)
В первобытном обществе от успеха охотников могла зависеть жизнь всего племени. В принципе, и сегодня тесная мужская компания на охоте ассоциируется с положительными эмоциями. Характерно, что во все эпохи охотой занималась элита (даже в Советском Союзе – престарелые члены Политбюро ЦК КПСС). Так что мы видим, что фольклорные братья из леса, по-видимому, занимают достаточно привилегированное положение.
Но у живущих уединенно в лесу молодых людей есть еще одно важное занятие кроме охоты – грабеж. «Разбой лесных братьев также имеет свою историческую давность. Новопосвященным часто предоставлялись права разбоя или по отношению к соседнему племени или, гораздо чаще, по отношению к своему собственному». «Мальчики уже не находятся под действием обычных правил и законов, но имеют право на эксцессы и насилия, в особенности воровство и вымогательство средств питания… новообрезанные могут в течение месяца красть и есть, что им вздумается. …они бродят по селениям и воруют домашнюю птицу… Они могут присвоить себе всякий предмет, принадлежащий непосвященному» (Schurtz – цит. по Пропп, 2002, с. 96–97).
Известный французский ученый Ж. Дюмезиль предполагал изначальную ритуальную функцию стоящих вне закона людей, а итальянский историк Ф. Кардини вообще считает, что такая группа предназначалась для защиты родовой общины от опасности.[43] В относительно недавней европейской истории была категория воинов, которым приписывали неуязвимость, свирепость, бесстыдство, отсутствие общепринятых нравственных норм. Это были берсерки и ульфхеднары, психологически превращавшиеся в момент битвы в медведей и волков. На определенном этапе исторического развития в таких надзаконных персонажах, способных на «упоение в бою», воплотилась сакральная сущность воинской касты. (Рис. 5.7)
В. Я. Пропп не видел принципиальной разницы между сказочными лесными разбойниками и уголовниками недавнего прошлого. В одном из поздних повествований герой просится в шайку: «Если вы не верите, глядите – на моих руках: вот у меня и клеимы есть» (то есть татуировки, знак посвящения).
Помимо «клеим», формальные признаки «большого мужского дома» действительно сближают его с тюрьмой (комнаты – камеры, еда – пайка, стража у ворот, обитатели дома – грабители).
Но все-таки мне представляется важным подчеркнуть современное отличие от традиционных разбойников. Те связаны родством, они – продукт мифологического сознания и родовой общины. Лесные братья вернутся из изоляции и будут ей служить, но пар (их подростковая и юношеская агрессивность) будет выпущен. Родовая община понимает их изоляцию как необходимость, она по-своему оберегает заключенных в таинственном лесу. Если говорить о современных заключенных, то здесь полная инверсия: таким способом общество оберегается от них. То, что знак престижа в традиционном обществе, отторгается обществом цивилизованным.
Еще одно коренное отличие: современные карцерные группы в большинстве своем – набор случайных людей. Они не опираются на передаваемую из поколения в поколение систему мифологических ценностей. И если здесь возникают аналогичные нормы поведения с архаическим обществом, значит, речь идет о каких-то глубинных, общечеловеческих механизмах организации иерархии.