Неистовый сын Трира

В начале марта в Париже был создан ЦК Союза коммунистов. Маркса избрали председателем ЦК. А вскоре после этого, обеспокоенный популярностью идеи Гервега о создании легиона, Маркс и другие деятели Союза коммунистов организовали клуб немецких рабочих. Первое заседание клуба состоялось в кафе «Пикар» на улице Сен-Дени. В газетах были даны объявления о записи в клуб, указаны адреса для желающих записаться – адреса Маркса, Шаппера и других членов Союза коммунистов. Маркс едва ли не ежедневно выступал на собраниях в клубе. Главная мысль, которую он старался внушить рабочим, состояла в том, что нельзя поддаваться призывам Гервега и Борнштедта, что следует готовиться к созданию революционной организации в самой Германии.

– Немецкое демократическое общество, возглавляемое Гервегом и Борнштедтом, – не уставал говорить Маркс, – является антикоммунистическим!

Гервег и Борнштедт, создавая легион, заручились поддержкой министра иностранных дел временного правительства Франции Ламартина, не подозревая о том, что Ламартин тут же уведомил правительства приграничных немецких земель о намерениях и планах легиона. Затея Гервега и Борнштедта, таким образом, была заранее обречена на провал: немецкие войска уже ждали легион, готовя ему сокрушительный разгром.

В середине марта было получено известие о начале революции в Германии. Немецкие эмигранты стали рваться на родину. Энтузиазм был так велик, что даже некоторые члены Союза коммунистов, забыв о предупреждениях Маркса, переметнулись к Гервегу, стали записываться в его легион. Маркс и Энгельс, обеспокоенные этим, опубликовали в газете «Популяр» заявление. В нем говорилось, что настоящие коммунисты отвергают преступную авантюру Гервега и Борнштедта. Несколькими днями раньше Борнштедт был исключен из Союза коммунистов.

– Мы должны выработать программу действий и требований нашей партии в Германии, – сказал своим друзьям Маркс.

Эта программа, которую Маркс и Энгельс назвали «Требования Коммунистической партии Германии», была обсуждена вместе с Шаппером, Моллем, Бауэром и Вильгельмом Вольфом – членами ЦК Союза коммунистов.

«Требования» были напечатаны в виде листовки. Вместе с «Манифестом Коммунистической партии» листовки вручались членам Союза коммунистов, отправлявшимся в Германию для ведения революционной работы. Они уезжали в Германию поодиночке, чтобы не вызвать подозрений со стороны германских правительств.

А впереди у Маркса было еще больше дел. Одно из них – создание последовательной революционной газеты в Германии.

– Как только я получу право на жительство в Кёльне, – сказал Карл Женни, собирая ее в дорогу, – я напишу тебе в Трир. И ты приедешь.

Женни пробыла в Париже недолго. Хотя, как и Карл, давно полюбила Париж. К тому же он был родиной ее первой дочери и этим навсегда приковал к себе ее сердце. Женни было жаль снова расставаться с Парижем. Особенно теперь: в Париж вместе с победой революции пришла весна, и к ликованию парижан, прогнавших короля и его министров, прибавились тысячи новых радостей, даруемых солнцем, высоким небом, щебетаньем птиц, запахом трав и первых весенних цветов – золотых нарциссов и голубых гиацинтов. Город разобрал последние баррикады и пустил гулять по улицам теплый ветер. Никогда, казалось, парижане так приветливо не улыбались друг другу, как теперь, никогда не пели столько песен.

Но Женни была вынуждена расстаться с Парижем. Революционные события начали бурно разворачиваться в Германии. Маркс и Энгельс решили отправиться в Кёльн. Надо было освободить Карла от забот, связанных с семьей, чтобы он мог полностью посвятить себя революционной работе.

За время, что они прожили в Париже, Карл заметно изменился: его жесты и речи стали еще более энергичными, более резкими. Он и прежде всегда верил в осуществимость задуманных дел. Теперь же в нем эта уверенность заметно возросла.

– Мне жаль, что мы не успели побывать у Гейне, – сказала Женни.

– Я обязательно побываю у него, – пообещал Карл. – Хотя не могу себе вообразить Гейне, прикованного к постели. Думаю, что ему было бы неловко предстать перед тобой в таком виде.

– И все же кланяйся ему от меня, скажи, что я его помню и желаю ему всех доступных радостей. А теперь поцелуй меня, Карл.

В словах Женни прозвучал уловимый лишь для Карла упрек. Да, он виноват. Да, он завертелся в эти дни и мало уделял внимания Женни. Вполне возможно, что ни разу не поцеловал ее. И не нашел времени, чтобы сходить с ней в театр, хотя обещал. Не побывали они и на веранде кафе «Каскад», где провели некогда несколько счастливых часов, слушая бродячего музыканта. В тот год они только поженились и были на пять лет моложе. На пять лет больше у них тогда было впереди счастья. И бед… Да, он виноват. Он опустил глаза.

– Ты прости меня, – сказал он Женни, потом посмотрел на нее с улыбкой и добавил: – Но я ни на минутку не забывал о тебе.

– О революции, Карл. О революции.

– И о тебе. О революции и о тебе.

– Пусть будет так, – вздохнула Женни. – До свидания. Как ты думаешь, Карл, следует ли мне попрощаться с Гервегами?