Другая потянула ее за подол пальто, приглашая сесть.
– Здесь солома, – сказала она. – Нет ли у тебя хлеба? Проголодалась, как собака.
– А как зовут? А как зовут? – подскочила к Женни вертлявая девчушка. – Я что-то тебя раньше нигде не встречала. Есть хлеб?
– Хлеба нет, – ответила Женни, садясь на солому. – И нет сил отвечать на ваши вопросы.
…Карл находился недалеко от Женни, но она об этом не знала. Он же и предположить не мог, что Женни тоже в тюрьме. Ни разу за всю ночь ему такая мысль не пришла в голову. И если он страдал, вспоминая о Женни, то лишь потому, что думал о ее бессоннице, о ее тревожных мыслях, причиной которых стал его арест. И в то же время благодарил судьбу за то, что Женни не знает всего. Не знает о том, что он брошен в тесную камеру вместе с буйно помешанным. Комиссар устроил ему «веселое соседство» – не забыл о своем обещании.
Было около одиннадцати часов утра – об этом ей сказал надзиратель, – когда Женни перевели из карцера в соседнюю камеру, пустую и еще более холодную.
– Откуда такая милость? – спросила Женни у надзирателя.
– Кто-то о вас хлопочет, мадам, – ответил надзиратель. – Скоро вас отведут к судебному следователю.
Женни остановилась у оконной решетки, откуда был виден тюремный двор и окна камер на противоположной стене. Вдруг в одном из окон она увидела мертвенно-бледное лицо Филиппа Жиго. Он тоже увидел ее и теперь пытался знаками ей что-то объяснить. Наконец она поняла, что он указывает ей на помещение внизу. Женни взглянула туда и увидела Карла. Его вывели под конвоем в тюремный двор и куда-то увели. Это длилось всего три-четыре секунды, так что Женни не успела даже окликнуть его.
Час спустя она предстала перед судебным следователем. Судебный следователь допрашивал ее, пытаясь безуспешно склонить ее к показаниям, будто Карл враждебно относился к бельгийскому правительству. Ничего не добившись, следователь приказал Женни освободить. Был уже вечер, когда Женни добралась домой. Спустя час или два вернулся домой Карл. Они обнялись.
– Я должен немедленно покинуть Брюссель, – сказал Карл. – Срок, который господин Рожье дал мне для сборов, истек.
Карл и Женни, которая провожала Карла, то и дело поглядывали в окно вагона. Видели чужих людей, видели жандармов, которые также ждали отправления поезда: им нужно было убедиться, что их подопечный действительно уехал, покинул Брюссель. По каким-то причинам отправление задерживалось. Жандармы нервничали, прохаживались вдоль вагона.
– А мы спокойны, – сказал Карл Женни. – Мы должны быть спокойны. Эти мерзавцы, – Карл поглядел в окно на жандарма, – не увидят нашей растерянности, мы не доставим им такого удовольствия. А Энгельс и наши друзья вскоре заставят их изворачиваться и юлить за проявление столь неслыханного беззакония. Обязательно передай Энгельсу, что я прошу его помочь тебе уладить все наши дела. Впрочем, он сделает это и без напоминаний… Завтра пятое марта? – вдруг переменил тему разговора Карл.
– Пятое марта, – ответила Женни и прижалась щекой к плечу Карла. – Боже, как я устала! Просто валюсь с ног.
– Возвращайся домой и поспи, родная, – сказал Карл. – У тебя впереди так много хлопот! – Карл опустил голову: – Прости.
– Ну что ты, что ты, – улыбнулась Женни. – Ведь все-таки впереди Париж! – Это была фраза, которую часто произносил Карл во время их свадебного путешествия. Для обоих она означала, что все лучшее – впереди.
Глава седьмая
Едва приехав в Париж, Маркс с головой окунулся в партийную работу. Уже на другой день после изгнания из Брюсселя он присутствовал на многолюдном митинге немецких эмигрантов, который состоялся в Париже, в зале Валентино. На этом митинге было провозглашено создание Немецкого демократического общества, которое приняло приветственный адрес правительству Французской республики. Маркс был в президиуме этого митинга. Он сидел рядом с Георгом Гервегом, который стал во главе Немецкого демократического общества. Это была первая и последняя дружеская встреча Маркса с Гервегом в Париже. Вскоре они поссорились из-за намерения Гервега создать вооруженный немецкий отряд – легион, с тем чтобы вторгнуться с ним в пределы Германии и поднять там революцию. Предполагалось, что легион, оказавшись на территории Цвейбрюкена и Мангейма, провозгласит там германскую демократическую республику и создаст временное правительство. Маркс сразу же отверг эту идею как авантюрную и заявил, что революцию не приносят народу на штыках, что сам народ должен созреть для революции и осуществить ее.