Нейромант

Сионит носил голубой ваккумный костюм «Санио» на двадцать лет старее того, что Кейс взял напрокат в Фрисайде, шлем он держал под мышкой, и его дредлоки были заключены под вязаную крючком шапочку из пурпурной пряжи. Его глаза превратились в щелочки от ганджи и напряжения. — Все время звонит сюда с приказами, мон, но сам на какой-то вавилонской войне…

Мэлкам покачал головой.

— Аэрол и я говорили, и Аэрол говорил с Сионом, Основатели говорят бросайте все и бегите.

Он провел тыльной стороной большой коричневой кисти по рту.

— Армитаж?

Кейс вздрогнул, когда бетафенетиламиновое похмелье ударило его в полную силу, не будучи более заслоненным матрицей или симстимом. В мозгу нет нервов, говорил он себе, он не может чувствовать себя так хреново.

— Что ты имеешь в виду? Он отдает тебе приказы? Какие?

— Мон, Армитаж, он говорит мне брать курс на Финляндию, знаешь? Он говорит мне, там будет надежда, знаешь? Пришел на мой экран, рубашка вся в крови, мон, и бешеный как собака, говорил о кричащих кулаках и русских и что наши руки обагрятся кровью предателей.

Он снова покачал головой, его шапочка раскачивалась и болталась в нулевой гравитации, его губы сжались.

— Основатели говорят, что голос Безмолвия это без сомнений ложное предсказание, и Аэрол и я должны покинуть Маркус Гарвей и вернуться.

— Армитаж, он был ранен? Кровь?

— Не знаю, ты знаешь? Но кровь была, и он был совсем безумный, Кейс.

— Окей, — сказал Кейс, — А что насчет меня? Ты идешь домой. Что насчет меня, Мэлкам?

— Мон, — сказал Мэлкам, — ты идешь со мной. Я и я идем в Сион с Аэролом, на "Рокере Вавилона". Оставь мистера Армитажа говорить с призраком в кассете, один призрак с другим…

Кейс посмотрел за его плечо: его взятый напрокат костюм обернулся вокруг гамака, там, где он пристегнул его, раскачиваясь в потоке воздуха из старого русского очистителя. Он закрыл глаза. Он увидел токсиновые капсулы, растворяющиеся в его артериях. Он увидел Молли, затаскивающую себя вверх по бесконечным стальным скобам. Он открыл глаза.

— Я не знаю, мужик, — сказал он, ощущая странный вкус во рту. Он посмотрел вниз на свою деку, на свои руки. — Я не знаю. — Он снова посмотрел вверх. Смуглое лицо теперь было спокойным и сосредоточенным. Подбородок Мэлкама был спрятан под высоким кольцом шлема на старом синем костюме. — Она внутри, — сказал он. — Молли внутри. В Блуждающем Огоньке, так это называется. Если где и есть Вавилон, мужик, то это там. Если мы оставим ее там, она не выйдет, будь она Танцующая Бритва или нет.

Мэлкам кивнул, шапочка колыхалась за ним, как пойманный пузырь вязаного хлопка.

— Она твоя женщина, Кейс?

— Не знаю. Ничья женщина, может быть. — Он пожал плечами. И снова нашел свой гнев, реальный как осколок горячего камня под ребрами.

— Пошло все на хуй, — сказал он. — На хуй Армитажа, на хуй Зимнее Безмолвие, и тебя на хуй. Я остаюсь вот здесь.

Улыбка разлилась по лицу Мэлкама словно луч восходящего солнца.

— Мэлкам крепкий парень, Кейс. Гарвей лодка Мэлкама. — Его рука в перчатке шлепнула по панели, и насыщенный басами «рокстэди» сионского даба ударил пульсом из динамиков буксира. — Мэлкам не убегает, нет. Я поговорю с Аэролом, он без сомнений смотрит в том же свете.

Кейс уставился на Мэлкама.

— Я вас, ребята, вообще не понимаю, — сказал он.

— А я тебя не понимаю, мон, — сказал сионит, кивая в такт ритму, — но нами должна двигать любовь Джа, каждым из нас.

Кейс подключился и перебросился в матрицу.

— Нашел мой провод?

— Ага. — Он увидел, что китайская программа подросла; нежные арки подвижного разноцветья приближались к льду Т-А.

— Короче, неприятностей все больше, — сказал Флэтлайн. — Твой босс вытер банк на той другой Хосаке, и чуть наш не зацепил. Но твой дружок Зимнее Безмолвие посадил меня в что-то другое, перед тем как все почернело. Почему по Блуждающему Огоньку еще не скачут Эшпулы, потому что они в основном спят в заморозке. Есть одна юридическая фирма в Лондоне, которая следит за их доверенными лицами. Должны знать, кто проснулся и когда точно. Армитаж маршрутизировал передачу из Лондона в Блуждающий Огонек через Хосаку на яхте. По случайности они узнали, что старик мертв.

— Кто узнал?