Нейромант

Домом был БАМА, или Муравейник, Бостон-Атлантский Мегаполис-Агломерат. Запрограммируйте визуальную карту потоков данных, каждая тысяча мегабайт — один пиксел на очень большом экране. Манхэттэн и Атланта горят сплошным белым цветом. Потом они начинают пульсировать, трафик угрожает перегрузкой вашей имитационной модели. Ваша карта готова стать сверхновой. Остудите ее. Увеличьте масштаб. Каждый пиксел — миллион мегабайт. При ста миллионах мегабайт в секунду вы начинаете различать отдельные блоки в центре Манхэттэна, очертания столетних промышленных застроек вокруг старого центра Атланты…

Кейс очнулся от видений аэропортов, Молли в черной коже, идущей впереди через вестибюли Нариты, Схипола, Орли… Он видел себя покупающим плоский пластиковый флакон датской водки в каком-то киоске, за час до рассвета.

Где-то у железобетонных корней Муравейника поезд выдавил колонну застоялого воздуха из туннеля. Сам по себе поезд был бесшумным, скользя на магнитной подушке, но смещаемый воздух заставлял туннель петь, басом, достигающим инфразвука. Вибрация достигла комнаты, где лежал Кейс, и подняла пыль из трещин рассохшегося паркетного пола.

Открыв глаза, он увидел Молли, обнаженную, на расстоянии руки, на очень новом розовом темперлоне. Солнечный свет просачивался над головой сквозь закопченную решетку стеклянной панели в крыше. Один полуметровый квадрат стекла был заменен древесностружечной плитой, толстый серый кабель свисал с нее и качался в нескольких сантиметрах от пола.

Он лежал на своей половине кровати и смотрел, как Молли дышит, на ее груди, на изгиб бока, очерченный с функциональной элегантностью фюзеляжа военного самолета. Ее тело было подтянутым и складным, с мускулами танцора.

Он сел. Комната была большой и пустой, за исключением широкого розового матраса и двух нейлоновых сумок, новых и одинаковых, что лежали возле него. Чистые стены без окон, единственная стальная пожарная дверь, окрашенная в белый цвет. Стены покрыты бесчисленными слоями белой латексной краски. Производственное помещение. Он знал такие комнаты, такие постройки; их обитатели работали в той области, где искусство еще не было преступлением, а преступление еще не было искусством.

Он был дома.

Кейс опустил ноги на пол, сделанный из маленьких блоков древесины — некоторые отсутствовали, остальные расшатались. Болела голова. Он вспомнил Амстердам, другую комнату, в старой части города, где здания стояли уже века. Молли принесла с берега канала яйца и апельсиновый сок. Армитаж ушел в какую-то секретную вылазку, и они гуляли только вдвоем, мимо Дам Сквера к известному ей бару на проспекте Дамрак. Париж остался размытым сном. Покупки. Она брала его с собой в магазины.

Он встал, натянул мятую пару новых черных джинсов, что лежала у его ног, и присел над сумками. Первая открытая им принадлежала Молли: аккуратно сложенная одежда и маленькие, на вид дорогие, причиндалы. Вторая сумка была набита вещами, которых он не помнил среди покупок: книги, магнитоленты, симстим-дека, одежда с итальянскими и французскими ярлыками. Под зеленой футболкой он нашел плоский пакетик, завернутый на манер оригами в японскую переработанную бумагу.

Он поднял его, и бумага прорвалась; яркая девятиконечная звезда выпала и воткнулась в щель между паркетинами.

— Сувенир, — сказала Молли. — Я заметила, что ты постоянно на них глазеешь. — Он обернулся и увидел, что она сидит скрестив ноги на кровати, сонно почесывая живот бургундскими ногтями.

— Кое-кто потом придет сюда для установки сигнализации. — сказал Армитаж. Он стоял в дверном проеме со старомодным магнитным ключом в руке. Молли готовила кофе на крохотной немецкой печке, взятой из сумки.

— Я могу и сама это сделать, — сказала она. — У меня достаточно аппаратуры. Инфрасканный периметр, кричалки…

— Нет, — ответил он, закрывая дверь. — Мне надо, чтобы все было туго.

— Ну как хочешь.

На ней была надета темная сетчатая футболка, заправленная в мешковатые шорты из черного хлопка.

— Вы были полицейским, мистер Армитаж? — спросил Кейс со своего места, прислонившись спиной к стене.

Армитаж был не выше Кейса, но его широкие плечи и военная выправка создавали впечатление, что он едва помещается в дверной проем. Он носил мрачный итальянский костюм; в правой руке он держал портфель из мягкой черной кожи. Кольцо спецназа исчезло. Правильные, невыразительные черты лица являли собой шаблонную красоту косметических бутиков, консервативную смесь ведущих медиа-лиц прошлого десятилетия. Тусклый блеск его глаз лишь усиливал сходство с маской. Кейс начал жалеть, что спросил.

— Ну, я имею в виду, что многие военные в конце концов становятся полицейскими. Или корпоративной охраной, — неловко добавил Кейс. Молли передала ему кружку дымящегося кофе. — Тот трюк, что вы приказали им проделать с моей поджелудочной — обычно так работают полицейские.

Армитаж закрыл дверь и перешел через комнату, встав перед Кейсом.

— Ты везунчик, Кейс. Тебе следовало бы сказать мне спасибо.

— Следовало бы? — Кейс шумно подул на кофе.