Неймдроппинг

шесть утра и не жалуется на томление плоти, не советует почитать

Волчека и активировать кундалини, не говорит: «Ну ведь правда вы

не  уйдете  и  будете  просыпаться  со  мной  отныне».  Каждому  нужно

куда-то  идти,  поэтому  все  бездомны,  каждый  забросил  свой  надел

в коллективной роще, наши долги перед Родиной так огромны, что

все  нам  советуют  стать,  наконец-то,  проще,  ближе  к  народу  стать,

артикулировать  гуще,  ибо  на  всех  не  хватает  любви  и  света,  по

вечерам  гадать  на  кофейной  гуще,  воровать  и  каяться,  каяться  до

рассвета. Ибо на всех не хватает хорошей пищи и красоты, которая

мир  спасает,  поэтому  мы  сидим  у  порога  нищи,  посмотришь  на

openspace.ru  –  нет,  но  «Яндекс»  знает  и  сохраняет  всё,  и  дает  нам

право, и какофонию звуков «земные тверди», ну а теперь посмотрите

еще направо, только глазам своим всё равно не верьте.

68

Так он тебя любил, был февраль какой-то, в городе было совсем 69

не

достать  чернил,  красили  небо  в  оранжевый  из  брандспойта,  окна

светелки зачем-то тебе чернил. Так он тебя любил, оставлял на мыле

волосы и отпечатки своих ключей, и открывала окна ему не ты ли,

чтоб на паркете снег, а потом ручей. Так он тебя любил, говорил –

в  апреле  код  поменяется,  можно  забрать  сюрприз,  было  темно  и

снаружи мели метели, падала туфелька с пятиэтажки. Вниз тут не

смотреть  бы  –  увидишь  такие  дива,  так  с  перепугу  почувствовать

недолет,  не  упадет  рубашкою  карта,  лжива  вся  установка  «себя

головой  об  лёд»,  прочим  бы  жить  и  любить,  и  смотреть  на  звезды,

о  невозможности  встретиться  тосковать,  до  понимания  этого  не

дорос ты – шею помой, потом прямиком в кровать, слушай квартет

в  табакерке,  и  был  бы  струнный,  был  бы  какой-нибудь  –  сказкою

рождены,  синюю  кровь  выливают  на  кошек  гунны,  белую  пьют,

виноватые без вины. Так он тебя любил, разливал по первой, тонкие

пальцы  над  скатертью  целовал,  для  нелюбви  уже  не  хватает  мер,

той мерою меряй и стеклышко, и металл. Стеклышко зелено, память

твоя  проточна,  в  рот  попадала  бы,  но  по  усам  течет,  и  потому  ты

всегда  выражайся  точно,  и  приумножь  всё,  что  было  наперечет,

чтобы хватать незабвенное из потока, им любоваться и снова в поток,

быльем слаженный текст порастает, здесь одиноко, и выпадает слово

за окоем. Так он тебя любил, было всем понятно, что ни на привязи, ни

для отвода глаз (выбрали б нас, но на солнце бывают пятна) каждое

слово тут сказано в первый раз, словно в последний, в последний, как

в первый, точно все мы любимы, для радости рождены, было бы сном

и  любили  себя  заочно  выше  острога  и  церкви,  любой  стены,  выше

отчаянья  выжать  хоть  каплю  правды  из  ненаписанных  писем,  но

гороскоп всем говорит, что совсем не имеешь прав ты, были бы вместе

в саду уходящих троп. Он говорит: «Мы поедем весною в Питер», ты

говоришь: «Утоли мне печали все», он разыскал бы чернил и немедля

вытер, и на пушинки смотрел бы в твоей косе.

Бедные  деточки  падают  с  веточки,  вето  на  вас  наложить  что  ли.

Согласна кататься, конфеточки, в вальсе в прихожей кружить. Черное

кружево,  Ларочка-Ларочка,  всё  же  вас  очень  полнит.  На  именины

пришли без подарочка? Нет, вам спасибо, я сыт. Ну неужели, хотя бы

вот яблочко или хотя б мармелад. Это всего лишь такая считалочка,

ножик  достали  и  яд.  Это  всего  лишь  дурные  последствия  в  нашей

кипящей крови, месяц июнь и стихийные бедствия, скажут: «Ступай

и живи». Скажут: «Неси свое тело холодное в каждый натопленный

дом». Месяц июнь, мое платье немодное, я просыпаюсь с трудом, с

пущим трудом собираюсь я с мыслями, чтобы потом расплескать (ну

неужели и яблоки – кислыми), и собираюсь опять (тоже окажутся).

Девица-девица,  слишком  напрасен  твой  труд,  поле  непахано

стелится-стелится, выдали пряник и кнут, и по прошествии хватит

невеститься,  хватит  себя  соблазнять,  скажут  наивные:  «Всё-таки

вертится», вертится небо опять.

70

Твой ноутбук не читал бы такие форматы, сколько калорий в

71

рукколе

или овсе, ты не узнала бы, и в бороде из ваты, ела салаты в подсобке

у Славы Сэ. Сколько себя ни клади на подносы, следом новые блюда с

приправами принесут, так начинаешь всех торопить с обедом, верить

диетам и ноль выносить на суд. Если отсчет начинался от сантиметра

(твой ноутбук сияет и барахлит), солью морской заполняются текста

недра  и  принимают  снова  товарный  вид.  Так  хорошо  сидеть  на

пригорке с мёдом или «Отчаянье» на бугорке листать, или предаться

грёзам и дамским модам, мыслить стремительно, ни для кого не стать

чем-то не тем и превысить лимит случайно, и табакерку с бубликом

заложить, «вот моя фабрика, вот мой трактир, окрайна», вышел из

брички и тут же пошел служить, трезвая критика и марганцовка в

соде, в виде заставки марево Колымы, индекса отпечаток на обороте,

вы  не  придете,  никто  не  придет  на  мы,  мы  тут  сидим  с  третьей

«Балтикой», чайки, море, море и чайки, ровных инверсий строй, что

с тобой будет без аппетита вскоре, белые мюсли прячутся под корой,