Нефоры

– Кто б сомневался, – буркнул Олег. – Ладно, малая. Тебя проводить куда? А то у нас поезд через час. Надо на вокзал выдвигаться.

– Так у меня тоже. На Киевский? – кивнула она. – Поедем вместе, похоже.

– Угу, – адреналин выветрился, и я наконец-то вспомнил, что обратные билеты были только у Ирки и Кира. – Чо, как действуем теперь? Надо электричку в область найти и там уже на поезд подсаживаться…

– Вы зайцами приехали? – удивилась Наташка, а потом уважительно на меня посмотрела. – Лихо! Сколько у вас билетов?

– Два, – ответил Кир. – Пацаны к нам потом по пути подсаживаются, а Жаба на багажной полке ныкается.

– Забейте, – махнула рукой Наташка и, зевнув, поежилась. – У меня тетка проводницей работает. Я поэтому и поехала в Москву. Отчим еле на концерт денег дал, а с поездом уже тетя помогла.

– И она не будет выебываться? – усомнился Кир. Наташка снова кивнула. – Ну, хуй с ним. Давай попробуем.

Естественно, её тётка, усталая женщина с жесткими черными усиками под носом, смерила нас тяжелым взглядом и, мотнув головой, разрешила.

– Ума хватило в Москву зайцами тащиться. Ломоносовы хуевы, – ругнулась она, прикусывая зубами папиросу и выдыхая Жабе в лицо вонючий дым. – Повезло вам. Купе одно пустое будет. Вот там и расположитесь. Наташка со мной поедет.

– Все нормально, тёть Нин, – улыбнулась та. – Мы уже зазнакомились.

– Точно? – равнодушно спросила она и, дождавшись кивка, тоже кивнула. – Ладно. Залезайте внутрь. Шо тебе, касатик? Ананасик или хрен у сраку?

Вопрос был задан Киру, который собрался войти в купейный вагон. Мы с Наташкой, переглянувшись, прыснули, а Ирка, не сдерживаясь, огласила ночную платформу хохотом.

– Так в купе же сказано было ехать, – Кир тоже не сдержался и улыбнулся.

– Им – да. А у тебя билет в плацкарт. Вот и пиздуй отседова. Порядок нарушать нечего, – мотнула головой Наташкина тётка и, пропустив нас, загородила своей тушей дверь.

– Пошли, Кирюха, – давясь смехом, сказала Ирка и потянула Кира за рукав.

– Пока ананасик «у сраку» не засунули, – кивнул тот и, махнув мне рукой, поплелся за Иркой по перрону.

Когда поезд тронулся, тётя Нина принесла нам горячий чай и потом каждые пятнадцать минут заглядывала в купе, проверяя племянницу. Но увидев, что мы просто режемся в карты и хохочем, уходила, пряча на суровом лице улыбку. Перед сном она еще раз зашла нас проверить, увидела, что Наташка залезла на верхнюю полку, заботливо поправила племяшке одеяло и отправилась в свое купе на боковую.

У меня же сна не было ни в одном глазу. Усталое тело неожиданно получило заряд бодрости, и я, воткнув в уши наушники, включил старенький плеер с любимым альбомом «Estatic Fear». Альбом 99 года частенько выручал меня, если я не мог уснуть. И сейчас, слушая ласковые гитарные переборы, изредка перемежающиеся тяжелыми риффами, мирно дремал, смотря в ночную тьму за окном, которую перебивал желтый свет фонарей. Под «Главу Седьмую» я почти что уснул, но все же вздрогнул, когда ощутил, как кто-то лег рядом и прижался ко мне. Приоткрыв глаза, я увидел, что Жаба все так же спит напротив, а ко мне забралась Наташка. Она, свернувшись в клубочек и поджав ноги к груди, размеренно дышала. Я рискнул приобнять её и улыбнулся, когда её рука легла на мою. Затем я закрыл глаза, глубоко вздохнул и моментально отключился. Снился мне концерт, родной дом и мама, сидящая на кухне с книжкой.

Кир с Иркой пришли под утро, и до самого вокзала мы резались в карты. Тётя Нина не стала выгонять моих друзей. Лишь покряхтела немного, принесла еще два стакана с чаем и пачку овсяных печений.

Наташка как-то тихо и незаметно влилась в разговор, словно сто лет знала нас. Она без стеснения подъебывала Кира и Жабу, болтала с Иркой и смеялась шуткам Олега. Но сидела рядом с мной, прижавшись к бедру, словно боясь, что я исчезну куда-то. Внимательные глаза Кира так и сочились ехидцей, но он тактично молчал. Лишь загадочно улыбался, когда мы пересекались взглядом.

У входа в вокзал мы распрощались. Ирка поехала в центр к двоюродной сестре и потом на встречу с Лаки. Олег сел на автобус с Речки и поехал домой. Жаба поехал с ним, чтобы забрать свои диски. Он записывал каждый диск в особую тетрадку с именем и фамилией того, кому дал, и датой, когда это, собственно, случилось. За это Кир с Иркой звали его куркулём, но Жаба не обижался. Кир, сдавив меня в объятьях, запрыгнул в маршрутку на в область. Его мать договорилась с кем-то о подработке, и Кир укатил перестилать кому-то крышу сразу с поезда. А мы с Наташкой сели в один троллейбус и поехали по домам. Я знал, что она выйдет раньше. Грязь, район суровых работяг и местных братков, граничил с Окурком, и через него проходил один маршрут.

Мы сели на «колесо» – сиденье, возвышавшееся над остальными, и одновременно вздохнули. Я жутко устал и сейчас хотел одного – принять душ и увалиться спать. Чего хотела Наташка, я не знал. Но всю дорогу она была молчаливой и даже немного грустной, как мне показалось. Когда я спросил её об этом, она лишь слабо улыбнулась и покачала головой, сделав вид, что все нормально.