Неформат

липовая помесь эстонца с немцем и, оказывается, думает не о женской красоте, а об

аэродинамике.

– Ну, положим, о женской красоте думают все – по крайней мере, мужчины. А кто тебе

сказал, что всё аэродинамическое некрасиво? Возьми, например, «Волгу–21» и сравни с

«Жигулями». Что красивее? Конечно, «Волга»! И не потому, что у неё двигатель мощнее, а именно

из-за внешних форм, от которых веет скоростью. Да и бегущий олень на капоте тоже красивый,

хоть и бесполезный, символ.

– Ну, а если посмотреть на меня не как на машину, а как на девушку? – лукаво спросила

она. – Что ты видишь на капоте?

– Вижу красавицу, которая любит вначале выпить компот, а потом съесть вишни из него.

Ляля усмехнулась, потому что фраза показалась ей немножко двусмысленной. «Раздавить

вишенку» – так это, кажется, у американцев? Ляле эта фраза встретилась совсем недавно в каком-

то современном американском романе, который она читала вслух по вечерам в первом семестре

просто так, чтобы развивать беглость речи. По-русски гораздо грубее – «сломать целку». Она

испытующе взглянула на него – нет, он, конечно, не знал, что символизирует «вишенка». И слава

богу…

– А ты что, по-английски свободно говоришь? – поинтересовался он.

– Ну, с грамматикой всё в порядке, экскурсии по Москве могу водить. Новодевичий

монастырь, Кремль. Даже знаю, как будет «успение», «преображение» и всё прочее – без них в

этих древних церквях не разберёшься.

– Завидую чистой завистью, – вполне искренне ответил он. – Вот чего мне природа не дала

– способности к языкам.

– Ну прям уж – так вот и не дала! – усмехнулась Ляля скептически. – Что тут сложного?

Ленился, наверное, в школе.

– Нет, серьёзно – не то полушарие мозга у меня работает. По всем предметам были

пятёрки, кроме английского. Английский в провинциальной школе – это вообще не кондиция. Так

вот, вообрази себе, я даже в такой некондиционной среде на пятёрку не вытянул! А ты ещё какие

языки знаешь?

– Французский, но это, как говорят американцы, только в пределах, достаточных для того,

чтобы попасть впросак. А вообще, для языков большого ума не надо, – с обезоруживающей

честностью сказала она.

Вадим с уважением посмотрел на неё и покачал головой.

– Нет, ты просто не ценишь, что имеешь. Ведь каждый язык – это, ну, скажем, как

математика, только их, этих математик, много. Представляешь себе, существуют параллельные

математики, которые выполняют те же функции, что и твоя собственная, и так же хорошо, а

подчас и лучше. Но в этих математиках, представляешь, дважды два – не четыре! Или в

арифметике не четыре действия, а почему-то шесть. Или извлечение корня противоположно не

возведению в степень, а косинусу…

Он увлёкся и даже впервые перестал глазеть на неё, а смотрел куда-то выше, поверх её

головы. Ляля поглядывала на него со смесью замешательства и лёгкой женской иронии.

– Нет, я тебе точно говорю: по сравнению с этими вашими математическими абстракциями

языки – сущая чепуха, – добродетельно сказала Ляля, интуитивно чувствуя, что нужно

притвориться простушкой…

– Не знаю, не знаю… Ты вот на склоне, когда мы возвращались на турбазу, что-то говорила,

на каком?

– На немецком. Я просто пару фраз знаю – с родителями в ГДР несколько лет жила. Это,

если использовать твоё мышление, язык перпендикуляров. Правильный очень. Всё в нём по

правилам. Даже исключения подчиняются правилам.

– Ладно, семинар о ценности языков и точных наук можно отложить на потом. Слушай, ты

чаю не хочешь? – спросил он, перебивая ход собственной мысли. – Я от этих компотов не

согреваюсь, а только ещё больше замерзаю. И вообще они у меня ассоциируются не с летом и

фруктами, как положено было бы, а с холодной неуютной общагой. Сказываются годы,

проведённые в МАИ.

– А чай? Какие ассоциации? – заинтересованно спросила Ляля.

– Чай, если индийский, ассоциируется со слоном – благо, он на пачке нарисован. Жара,

джунгли и слоны. От одной мысли становится тепло и солнечно на душе. Хотя я вообще

цейлонский люблю. Если серьёзно, чаепитие мне всегда Алма-Ату напоминает. У меня мать

оттуда родом. Там чай пьют сто раз на день – от нечего делать. Ритуал. Но знаешь, в этом что-то

есть. У людей не так много ритуалов на самом деле. Ну, например, молитва. Что это, если

рассуждать исторически? Ритуал. Но не для меня.

– Интересно, почему это не для тебя? – с любопытством спросила Ляля.

Вадим положил руки на стол. Ему вдруг захотелось взять кусочек мела и нарисовать свой

ответ, как уравнение на доске. Мела, конечно, под рукой не было – да и странно бы это

выглядело. Но его тянуло дать ей развёрнутый ответ, как на экзамене, и он пожалел, что в

карманах нет ручки или карандаша.

– Слушай, я бы мог тебе написать это, как конспект. Люблю всё наносить на бумагу – так

яснее.

– Милый егерь! – Ляля снова взяла шутливый тон. – Вы действительно перезанимались в

своём МАИ. Мало того, что морочите девушкам голову перпендикулярами, так ещё и собираетесь

писать, не отходя от кассы, диссертацию о ритуалах.

– Но прошу вас, – воскликнула она с кинематографической патетикой в голосе –