Недоступная девственница

Шанс обернулся к нему. Его лицо исказила гримаса такой ярости, что, казалось, он просто потерял рассудок. По лицу гладом катил пот. Он ударил кулаком по пруту клетки и сказал пронзительным срывающимся голосом:

— Я хочу увидеть, как она сдохнет.

Джако силой повернул его к себе.

— Генератор! — вопил он не своим голосом. — Если там рванет, мы останемся без электричества. Ты что, спятил?

Шанс прижал кулак ко лбу, огромным усилием воли вернул себя к мрачной реальности, провел ладонями по потному лицу и сказал:

— Свяжись с поселком, пусть ребята тащат пожарную машину, а я займусь транспортом. — Он бросил последний взгляд на клетку, потом побежал. Джако еле успевал за ним.

Модести попробовала протиснуться между прутьев клетки. Нет, слишком тесно. Плоть может поддаться, но не кости. Голова не пролезала. Не хватает добрых двух дюймов. Озимандиас перестал подвывать. Он присел, упершись костяшками пальцев в землю. Потом испустил жуткий вопль и рванулся в направлении Джайлза. Модести пустилась было за ним, но, к удивлению своему, увидела, как Джайлз прыгнул ему навстречу. Он по-прежнему обхватывал себя руками, только сейчас чуть присел. Озимандиас остановился в трех шагах от доктора, потом опустился на четвереньки и стал расхаживать взад и вперед, сердито что-то лопоча. Модести не могла оторвать взгляда от его могучей груди, жутких ручищ, страшной, как из кошмарного сна, физиономии и мускулатуры кривых ног.

Джайлз между тем, чуть наклонив голову, усиленно моргал, подавая Модести какие-то знаки. Она приблизилась к нему. Он сделал прыжок и оказался совсем рядом, по-прежнему находясь на полусогнутых ногах. Озимандиас перестал расхаживать по клетке и уставился на людей, сердито лопоча.

— Присядь, Модести, — шепнул Джайлз. — И сложи руки, как я. И не убегай, если он станет наступать. Они поначалу только пугают. Делают несколько ложных выпадов и только потом уже идут в наступление. Может, нам удастся его как-то успокоить.

Модести послушно присела, как велел Джайлз, удивленная тем, что он так осведомлен в бойцовских ритуалах горилл.

— Вот и отлично, — продолжал шептать ей Пеннифезер. — Со стороны выглядит, конечно, странно, но что делать. Это поза покорности, послушания. Это означает, что мы ему не собираемся угрожать. Я читал статью в «Ридерз дайджест». Знаешь, когда я в Лондоне дежурил по ночам в больнице… Женщина, которая написала этот очерк, якобы отлично ладила с гориллами в горах Вирунга. Главное, писала она, надо научиться вести себя по-обезьяньи. Погоди, я вспомнил что-то еще.

Он вдруг пополз, словно краб, по земле. Это было причудливое зрелище — нелепая фигура в брюках, обрезанных по колено, с обмотанными тряпками ступнями. Пеннифезер подобрал валявшийся корень сельдерея, сделал вид, что кусает его, потом кинул его под ноги Озимандиасу.

— Наом, наом! — воскликнул он просительно-ласкательным тоном.

Озимандиас подобрал угощение, стал грызть корень, но в глазах его по-прежнему было подозрение. Пеннифезер переполз на четвереньках к Модести.

— Так у них называется еда, — пояснил он. — Та женщина прожила с ними три года, так что, наверное, она знает, что творит. Утверждает, что вообще-то они не очень агрессивные, главное, не раздражать их и вести себя по-обезьяньи. Значит, нам так и надо поступать. — Он сел, начал изо всех сил чесать себе грудь обеими руками, потом остановился. —

Погоди, я соврал, — сказал он. — Статья была не в «Ридерз дайджест», а в «Нэшнл джиографик».

Ситуация, в которой они находились, никак не способствовала веселью, но Модести чуть не поперхнулась от с трудом сдерживаемого приступа смеха. Она только странно фыркнула и осеклась. Озимандиас отбросил корень сельдерея, встал на четвереньки и покосился на незваных гостей. Джайлз прошептал:

— Давай еще раз, Модести.

— О чем ты?

— Ты неплохо сейчас фыркнула. Только постарайся сделать это погромче и плавно… Они это любят.

Модести набрала в легкие побольше воздуха и рыгнула изо всех сил. Пеннифезер восхищенно посмотрел на нее.

— Молодчина. Я бы тоже так сделал, но у меня не получается. Ну, а теперь надо немножко подвигаться. А то он решит, что мы какие-то очень странные обезьяны, если все время сидим на одном месте.

Пеннифезер заковылял по клетке, по-прежнему обхватив себя руками в знак отсутствия злых намерений. Модести посмотрела и стала копировать его ужимки. Все это сильно смахивало на фарс, который, впрочем, в любой момент мог превратиться в кровавую трагедию. Озимандиас встал, побарабанил себя по груди кулачищами, потом снова опустился на четвереньки. Его воинственности явно поубавилось, но это, конечно, могла быть лишь передышка перед решительными действиями. Одного-единственного удара или захвата могучей ручищи будет достаточно, чтобы все рухнуло.

Пеннифезер снова приблизился к Модести и прошептал:

— Мы как-нибудь можем отсюда выбраться? Потому как если эти мерзавцы вернутся, нам крышка.