Недоступная девственница

Пеннифезер стал протискиваться между прутьями. Модести вдруг показалось, что он застрял, но нет — голова и плечи прошли. На мгновение она потеряла его из виду, а когда снова обернулась, то увидела, что он уже выбрался на свободу. Озимандиас теперь ухватился ручищами за прутья крыши. Но в отличие от более мелких обезьян, гориллы не были гимнастами. Озимандиас и его собратья редко лазали по деревьям и делали это медленно. Но руки у него были длинные и являли собой серьезный источник опасности. Пеннифезер понял, что Модести сможет ускользнуть, только если отвлечь внимание Озимандиаса, хотя бы на несколько секунд. Пеннифезер подобрал с земли какую-то палку, стал колотить ею по прутьям клетки, привлекая внимание гориллы, но ему удалось сделать это, лишь когда Озимандиас оказался совсем рядом, и Джайлз ткнул его палкой в бок.

Это рассердило Озимандиаса, и он спрыгнул на землю, взревел, потом неистово заколотил себя кулаками в грудь. Пеннифезер же продолжал тыкать в него палкой, выкрикивая какие-то оскорбления. Модести тем временем оказалась у погнутого прута. По своим габаритам она была ничуть не больше Джайлза. Правда, у нее еще имелся бюст, но он не должен был стать помехой.

Она протиснулась между прутьями и вдруг услышала, как Пеннифезер охнул от боли. Озимандиас просунул руку между прутьев и схватил его за запястье. Модести в четыре прыжка оказалась рядом, ухватилась одной рукой за вертикальный брус, взлетела в воздух и, приняв почти горизонтальное положение, махнула правой ногой так, что носок высокого ботинка угодил Озимандиасу между глаз.

Такой удар убил бы любого человека. Возможно, он причинил боль и горилле. Так или иначе, Озимандиас испугался. Он отпрянул, разжав свои пальцы, и Пеннифезер откатился в сторону. Потом Озимандиас с ревом бросился на клетку, но дело было сделано. Модести склонилась над Пеннифезером, который, стуча зубами, проговорил:

— Извини, но он оказался слишком проворен. Боюсь, он вывихнул мне руку. Или сломал.

Он медленно поднялся на ноги, держась правой рукой за поврежденную левую, которая распухала на глазах. Модести сказала:

— Когда нам станет полегче, я сделаю лубки. Но сейчас вперед. Чем быстрее мы скроемся в тех долинах, тем лучше.

— Ладно, — кивнул Джайлз. — Она, правда, в плохом виде, но если сделать ей укол морфия, она сможет идти. Хотя бы как я сейчас.

— Кто сможет идти? — недоуменно посмотрела на него Модести.

— Ну, та девица, — он кивнул головой в сторону дома.

— Лиза? Ты в своем уме?

— Со мной полный порядок. Только вот руки и ноги… Но я не могу ее бросить. У нее острый приступ аппендицита, а они хотят, чтобы она умерла.

Модести отказывалась верить своим ушам, но вызванное этими словами раздражение смешивалось с каким-то смутным согласием с его поведением. Вслух же она сказала:

— Господи, у нас сейчас хватает забот. Мы еще не избавились от опасности. Да и какой ей от тебя толк? Ты еле идешь, и у тебя повреждена рука…

— Не знаю, но может, что-то подвернется. Мой медицинский саквояж в ее комнате, и у меня есть все необходимое для экстренной хирургии. Как в Калимбе. Нет, ее нельзя бросать. Мне ее жалко. Понимаешь, она не как те, остальные…

— Вилли тоже так думал.

— Мне кажется, она сама не знала, что творила. Из-за нее мы впутались во все это, но она не виновата. Тут есть какая-то загадка.

Модести понимала, что они непозволительно транжирят время. Она оглянулась. Озимандиас сидел на корточках, держась руками за пострадавшую физиономию. Из-за дома по-прежнему валил густой дым. Похоже, у пожарников было еще много работы. Но учитывая плачевное состояние Джайлза, каждая минута была на вес золота.

Модести сказала, стараясь придать словам резкую тональность:

— Это безумие, Джайлз. Давай уходить.

— Да, да, ты права… — Он натянуто улыбнулся. — Знаешь что, уходи ты одна, а раз уж я стал врачом… Мы постараемся к тебе потом присоединиться. За нас не волнуйся.

— Не волнуйся? — Модести рассердилась так, что была готова как следует стукнуть его.

— Просто, понимаешь, это не по твоей части. Но мне кажется, эти мерзавцы каким-то образом заставляли ее делать все это… Ну, примерно как они пытались поступить тогда с тобой.

На какое-то мгновение Модести показалось, что она с разбегу врезалась головой в стену. Затем ее вдруг охватил озноб. Она вспомнила, как ей чудом удалось избежать промывки мозгов по рецепту доктора Брунеля.

Она перевела взгляд на Пеннифезера, и вдруг в ней стало расти и крепнуть какое-то веселое безрассудство. Она почему-то вспомнила, как Пеннифезер вел себя в клетке с гориллой — как он сидел, обхватив себя руками, как почесывался, как говорил: "Нет, я читал об этом не в «Ридерз дайджест», а в «Нэшнл джиографик». Ей захотелось расхохотаться в голос, ей стало весело. Да, это, похоже, была самая безумная из всех их авантюр, и надо было действовать именно вопреки всякой логике.

Модести улыбнулась ему, словно озорной мальчишка, принимающий вызов сверстников, потом сказала: