Нечто по Хичкоку

Свист прервался, и вновь заговорили вместе два голоса. Они раздавались с постели, на которой лежал Стоун, и луч фонаря показал, что лежит он в той же позе и в том же состоянии, в каком мы его оставили. Исключением были руки, закинутые за голову, да еще с груди были сорваны бинты.

Нарыв на правой стороне груди созрел и лопнул. Мы это видели отчетливо, потому что Ван Ритен направил луч фонаря на это место. Из нароста на теле высовывалась черная головка, похожая на те, что нам дал Этчем. Цвет ее был таким черным, каким только может быть цвет кожи самого черного африканского негра. Сверкая белками, эта головка ворочала своими маленькими, злыми глазками и оскаливала зубы, очень мелкие зубки между толстых губ, подчеркнуто негритянских даже на таком миниатюрном лице. На крошечном черепе было что-то вроде войлокоподобных волос. Головка поворачивалась то в одну, то в другую сторону, не переставая выкрикивать слова своим странным пронзительным фальцетом. Стоун отрывисто отвечал на причитания этой головки.

Ван Ритен отошел от Стоуна и разбудил. Этчема. Когда тот увидел происходящее, то не обмолвился ни единым словом.

— Вы ведь видели, как он вскрыл два нарыва?

Этчем утвердительно кивнул.

— При этом было много крови?

— Очень мало.

— Держите его руки, — сказал Ван Ритен Этчему.

Он взял со столика бритву и передал мне фонарь. Стоун не замечал света и нашего присутствия. Но черная головка выкрикивала пронзительные слова, явно обращаясь к нам.

Рука Ван Ритена, уверенно держа бритву, срезала легко эту голову. К нашему удивлению, крови почти не было, и Ван Ритен забинтовал рану, словно это была простая царапина.

Как только была срезана головка, в этот же миг Стоун перестал говорить. Ван Ритен взял у меня фонарь. Взяв другой рукой ружье, он несколько раз ударил его прикладом по черной головке, брошенной на пол возле постели.

Мы вернулись к себе в хижину и снова легли. По-моему, я почти не спал уже до утра.

VI

На следующий день около полудня мы снова услышали голоса из хижины Стоуна. Мы вошли и обнаружили, что изнуренный Этчем спит. Теперь лопнул нарыв на левой стороне груди, и появилась еще одна визгливая черная головка. Этчем проснулся, и мы втроем наблюдали происходящее. Стоун выкрикивал хриплые слова в ответ на мяуканье головки.

Ван Ритен подошел к Стоуну, взял бритву и встал на колени около постели. Отвратительная головка засмеялась скрежещущим, свистящим смехом.

И вдруг Стоун начал говорить по-английски.

— Кто вы такой? Почему взяли мою бритву?

Ван Ритен смотрел ему в глаза, поднимаясь с колен. Глаза Стоуна смотрели теперь осмысленно. Взгляд Стоуна беспорядочно осмотрел все вокруг.

— Это конец, — сказал сам себе Стоун. — Это конец. Если я могу принять еще Этчема за живого человека, то уж Сингльтон… Сингльтон! Призрак, пришедший из детства ко мне в мой смертный час. И этот странный призрак с черной бородой и держащий в руке мою бритву!..

— Стоун, я вовсе не призрак, — с усилием сказал я. — Я живой человек. Мы живые люди. Мы пришли помочь вам. Этот человек, это Ван Ритен.

— Ван Ритен! — воскликнул Стоун. — Я передам свое дело в такие надежные руки, какая удача!

Ван Ритен подошел ближе.

— Держитесь спокойно, старина, — сказал он успокаивающим голосом. — Сейчас будет больно, но это один лишь миг.

— Ох, я уже сколько раз это испытывал, — отчетливо сказал Стоун. — Оставьте меня в покое, дайте мне умереть так, как мне выпало. Эта многоглавая гидра здесь ни при чем. Вы можете бесконечно срезать ее головы, но вы не сможете ни снять, ни срезать проклятие. Не надо больше кромсать мое тело. Что запечатлено в костях, то не выйдет наружу. Обещайте не резать больше.

В голосе Стоуна появились жесткие ноты приказания. Так звучали его слова в далеком прошлом, во времена молодости. Этот тон убедил Ван Ритена, как и раньше убеждал любого.

— Я вам обещаю.

Едва только Ван Ритен сказал это, как снова взгляд Стоуна потерял осмысленность и затянулся туманом.

И тогда мы все трое сели рядом со Стоуном и стали наблюдать. Безобразная головка вышла целиком, за нею стали вылезать наружу маленькие ручки, словно вырезанные умелым резчиком из черного дерева. Очень миниатюрная копия настоящих рук: точеные пальчики, крошечные ноготки, на которых не были забыты и светлые луночки. Розовые ладони были отвратительно правдоподобны. Ручки жестикулировали, и пальчики правой потянулись к белокурой бороде Стоуна, чтобы потянуть за нее.

— Я не могу вынести это зрелище, — воскликнул Ван Ритен, снова беря бритву.

В тот же миг глаза Стоуна открылись, и в них были осмысленный и жесткий взгляд.

— Ван Ритен не хочет сдержать свое слово? — сказал он медленно. — Я так не думал о нем.

— Но мы же должны помочь вам, — тихо сказал Ван Ритен.

— Я уже прошел через стадию мучений, и теперь уже мне не нужна помощь. Пришел мой час. Это проклятие не было наложено на меня, оно порождено мною. Это ужасное, что происходит на ваших глазах, оно порождается мною, даже когда я расстаюсь с жизнью.

Глаза Стоуна закрылись, а мы беспомощно стояли возле его постели. Черное крошечное чудовище продолжало пронзительно лепетать.