Окончательно свалился на пол Парамоша уже по другой траектории, рухнув боком. Причина того тут же стала ясна – из спины у мародера торчала длинная рукоять ручного зверобойного гарпуна. И левой рукой он до сих пор стискивал не какое-то непонятное оружие – зазубренный наконечник гарпуна, прошедший насквозь и торчащий из груди. Славик только сейчас заметил, что штаны у бандита спущены до колен.
Славик окинул комнату быстрым взглядом. Увидел Леру в тусклом свете керосиновой лампы – сестра полулежала на кровати, бледная, растрепанная. На ее разорванной чуть не в клочья одежде виднелась кровь. В комнате остро пахло сгоревшим порохом, под ногами поблескивала россыпь стреляных гильз.
– Это ты… его? – спросил Славик, и сам себя едва расслышал.
Губы Леры шевелились, но ни слова было не разобрать.
– Говори громче, – попросил Славик.
Она протянула вперед руку, выдав нечто протяжное, рыдающее, состоящее из одних гласных звуков, и он сообразил, что дело вовсе не в его проблемах со слухом.
Повинуясь жесту сестры, Славик обернулся и увидел то, что поначалу скрывала от взгляда распахнутая дверь. Привалившись к стене, изодранной пулями, там стоял дедушка. Или подъесаул? Да какая теперь разница…
Старик был с головы до ног залит кровью и медленно оплывал, сползал на пол, оставляя кровавые полосы на бумажных обоях. Славик начал понимать, что здесь произошло: Парамоша стрелял, уже насаженный на гарпун, как жук на булавку. Рефлекторно давил на спуск почти мертвец, но расстояние было слишком мало, и несколько пуль все же попали в его убийцу, в деда…
Он подхватил старика, не дал упасть, и тот сидел теперь на полу, прислонившись к стене. Славик подумал, что надо его перевязать, попытался вспомнить, где в доме бинты… Но сам понимал: никакие перевязки не помогут буквально изрешеченному человеку, очень скоро все закончится.
Старик смотрел на Славика, пытался что-то сказать, но тот не расслышал, либо никаких звуков слабо шевелящиеся губы не произнесли. Окровавленная рука подъесаула ползла к нагрудному карману – доползла, пальцы попытались расстегнуть клапан, ничего не получилось. Дед посмотрел на Славика, перевел взгляд на карман, затем снова на приемного внука… Тот сообразил, сам расстегнул клапан, вытащил плоский жетон, подвешенный на цепочке.
Подъесаул вновь попытался что-то произнести, и вновь не сумел. Потом голова его упала на грудь, тело обмякло, Славик попробовал найти пульс на запястье – и не нашел.
Лейб-казачьего Пластунского полка подъесаул Григорьев умер.
Дедушка…
После обеда у Императора – официального и чопорного, но ввиду военного времени скромного, всего на полсотни персон, – к Несвицкому подошел Мезенцев, отдал честь как равному. Впрочем, они с недавних пор и в самом деле сравнялись чинами.
– Вы в космопорт, Михаил Александрович? – спросил контр-адмирал.
– Да, отбываю на «Святой Варваре», через тринадцать часов. На Новый Петербург, а еще через день – на Елизавету.
– Адъютанты ваши уже убыли, я полагаю? Дожидаются вас в порту?
– Именно так, – кивнул Несвицкий, на сопровождавших его офицеров приглашение отобедать не распространялось.
– В таком случае не желаете составить мне компанию и воспользоваться моим экранопланом? Получится чуть дольше, чем по воздуху, но есть возможность насладиться морскими видами.
– Благодарю за приглашение и охотно его принимаю.
Разумеется, словам о морских пейзажах жандарм ни на секунду не поверил. Чем там можно наслаждаться – вода и вода… Очевидно, предстоит серьезный разговор. Мезенцев, среди прочего, курирует флотскую контрразведку, – и если счесть разговоры с фон Корфом за предварительную разведку, то сейчас в дело вступит главный калибр флота.
…Экраноплан несся над водой низко, едва ли в метре от поверхности – самый экономный режим полета, возможный лишь при малом волнении. Контр-адмирал, вопреки ожиданиям Несвицкого, важный разговор начинать не спешил. Расположился вместе с гостем в комфортабельном салоне, оборудованном вместо штатных иллюминаторов широкими панорамными окнами (вид на море и в самом деле открывался шикарный), и речи вел по большому счету пустопорожние – самые общие рассуждения о ходе военных действий, пара дворцовых сплетен, всем известных и никакого интереса не представлявших…
Неужели и в самом деле взял с собой пассажира, дабы не томиться скукой в пути?
– Вы ведь, Михаил Александрович, последний свой отпуск проводили здесь, на Ливадии? – спросил Мезенцев словно между прочим.
– Здесь, – подтвердил Несвицкий, – неподалеку от Массандры…
Хотя что это был за отпуск, одно название, – неполная неделя. Немного прийти в себя после мясорубки на Новом Петербурге, и снова в пекло.
– Массандра… – задумчиво протянул Мезенцев. – Прекрасные места, отличное вино, красивые женщины… Завидую вам, самому уж три года об отдыхе приходится только мечтать.