Небо стоит верности

Туман. Сегодня он скрыл все побережье, а мы возвращаемся с последнего маршрута разведки, и у нас не так уж много горючего. Наверно, поэтому беспокойство на лице командира.

- Сергей Александрович, - подзывает он радиста. - Запроси Диксон.

- Диксон слушает, Николай Варфоломеевич.

- Диксон! Я - триста двадцатый. Пригласите дежурного синоптика к микрофону.

- Синоптик Пронин. Слушаю вас.

- Обрисуйте нам погоду в вашем районе, - просит Метлицкий.

- Наша погода обуславливается антициклоном, центр которого расположен над Красноярском. Туман объясняется вторжением теплых воздушных масс на холодную подстилающую поверхность…

- Нам от этого не легче, - комментирует Метлицкий, обернувшись ко мне.

- Площадь распространения тумана по всему побережью Карского моря и восточной части Баренцева. Предположительно продержится сутки, возможно, двое. Прием.

- Я - триста двадцатый. Что можете посоветовать? Посадка у вас возможна? Прием. [63]

- Я - Диксон. Видимость у нас сейчас около пятидесяти метров. Рекомендую идти в Игарку. Там погода хорошая. Прием.

- Сергей Александрович! - окликает Метлицкий радиста. - Связь с Игаркой есть?

- Есть. И погода там хорошая, но аэродром затоплен… Паводок.

- Та-ак, - тянет Метлицкий и продолжает размышлять вслух: - Может, в Красноярск потянем?…

- Мало горючего, командир, - замечает Митя.

- Знаю. Запроси наш базовый.

- На проводе! Что передать?

- Пусть синоптик сообщит погоду.

Мы вслушиваемся в тревожный писк морзянки. Намесников медленно переводит вслух:

- На базе тоже туман… Возможны просветы… Рекомендуем следовать к нам… Что отвечать?

- Отвечай: следуем к ним!

Берем курс на базовый аэродром.

Над полуостровом Ямал туман разрывается, и в просветы проглядывает желто-бурая тундра. Маленькие безымянные ручьи на ней превратились в полноводные реки, с гладкой поверхности которых, испуганные гулом наших моторов, снимаются утки. Олени на холме замерли, наблюдая диковинную птицу, и тут же, не выдержав страшного гула, бросаются вниз по склону. А над туманом нам навстречу тянутся гусиные косяки. Вид ожившей тундры, и особенно гусиные косяки, почему-то укрепляет уверенность в благополучном исходе нашего полета.

Над базой густой туман. Уйти куда-нибудь в район хорошей погоды уже нет возможности: горючее на исходе. Митя - в который раз! - проверяет в фюзеляже бочки, он еще надеется, что обнаружит клад в виде двухсот литров бензина…

- Триста двадцатый, триста двадцатый! Над морем видимость улучшилась! Метров пятьсот - семьсот! Заходите на посадку с моря!

- Добро, заходим!

Выходим на приводную радиостанцию, затем удаляемся в море. Пилотирую по приборам. Метлицкий держит руки на штурвале, но в мои действия пока не вмешивается.

- Снижайся, - говорит он.

Перевожу самолет на снижение.

- Высота сто метров! - докладывает Островенко.

- Еще ниже! [64]

- Прошли две минуты. Разворот!

Начинаю разворачиваться на обратный курс - к берегу.

- Высота пятьдесят метров!

Идем в сплошном тумане.

- Высота тридцать метров!

- Просматривается лед! - восклицает Метлицкий. - Вижу берег! Управление взял! Контролируй по приборам!

- Есть!

Мне видно напряженное лицо командира, его крепко сжатые на штурвале пальцы. Вот в левом окошке мелькнуло темное пятно - берег.

- Выпустить шасси!

- Есть шасси!

Самолет тычется колесами в песок аэродрома.

- Приехали, - заключает Штепенко. - С окончанием работы вас, мальчики! А тебя, - Штепенко протягивает мне руку, - с крещением ледовой!

Поднимаюсь со своего сиденья и пожимаю протянутую руку. Митя обнимает меня за плечи и доверительно шепчет:

- Считай, экзамен выдержан. Будешь летать, друже!…

Глава 10. Здравствуй, друг По-2!

В Москве жара, белый пух тополей снежными хлопьями кружится в воздухе, а вчера Арктика провожала нас настоящим снегом, свирепой поземкой.

Добираюсь в управление.

- О работе можешь не рассказывать, - встречает меня Мазурук{19}. - Рад за тебя. Говорят, обкатался. Но разговор не об этом. - И безо всякого перехода: - Нет желания полетать на По-2?

Я недоуменно пожимаю плечами. Мазурук истолковывает, это по-своему.

- Понимаю, летать на старом самолете неинтересно… К тому же существует мнение, что летать на нем проще простого. А ведь не так, верно? Приборов мало, летчик один, без радиосвязи… На нем летать сложно, очень сложно! Согласен?

- Да, но…

- Погоди. Аэросъемочной экспедиции выделено пять самолетов. Надо доказать, что малая авиация может сделать [65] многое в условиях Севера. Пока у нас нет другого самолета, придется летать на По-2. Тебе он знаком лучше, чем другим нашим летчикам.

Я растерянно молчу, но Мазурук, по-видимому, не замечает этого.

- Я не требую немедленного ответа, а если и откажешься - не обижусь. Подумай.

- Что же тут думать, в принципе я согласен.