Небо над Дарджилингом

– Однажды Всевышний приказал северному ветру, – тихо начал Ян, как будто обращаясь к самому себе: – «Уплотнись! Я хочу создать из тебя новое существо!» И из получившейся материи слепил животное и назвал его лошадью. «Ты араб, – обратился к нему Всевышний, – и я дам тебе каштановый окрас муравья и поставлю царем над всеми зверями». Другому коню он дал цвет ворона, третьему – рыжей лисы, а четвертому – белого медведя. А потом пустил свое стадо, и оно разбежалось по земле. Так пишет эмир Абд-эль-Кадер. И с тех пор каждый конь помнит, из чего он создан. – Невилл усмехнулся, передавая Хелене уздечку. – Она носит имя Шакти – светлой ипостаси супруги Шивы, олицетворяющей женское начало мира. Она родилась в конюшне Шикхары и первые два лета своей жизни провела на ее лугах.

Его дыхание обжигало щеку, и Хелена отодвинулась, почувствовав, как по спине пробегает холодная дрожь. Мимолетной улыбкой, несколькими фразами Невилл уничтожил весь ее гнев и ее гордость, и это было неприятно.

Внезапно заржала лошадь, и Хелена обернулась. Без всякой видимой причины черный жеребец рвался, вскидывая копыта. Мальчик-конюх испуганно пригибался к земле. Выхватив у него уздечку, Ян ловко поймал стремя и вскочил в седло. Слуги попятились. Вороной пару раз вздыбился, недовольно встряхнулся и наконец, тяжело дыша, начал успокаиваться, поддаваясь ласковым уговорам Невилла.

– А этого, вероятно, зовут Шива, – с усмешкой предположила Хелена.

– Точно так! – рассмеялся Ян. – И он сущий черт, как ты видишь.

«Как и ты сам», – подумала Хелена и сдвинула брови. Насмешливый взгляд Яна свидетельствовал о том, что он угадал ее мысли. В глазах Хелены снова вспыхнули гневные искорки, но Невилл уже поворотил коня.

Привратник открыл ворота, и Хелена облегченно вздохнула. Теперь она могла сосредоточиться на мерных покачиваниях лошадиных бедер или уздечке. Ее удивила легкость общения с Шакти. Эта кобыла словно угадывала желания наездницы, прежде чем та успевала подать команду. В то же время Хелена чувствовала за ее внешней податливостью непокорную, огненную натуру.

Вскоре стук копыт по каменной плитке сменился приглушенным хрустом песка и гальки, и они выехали на просторы пустыни. Лошади тут же понеслись рысью. В серо-голубом небе стояло тусклое зимнее солнце. И вся каменистая земля, поросшая выцветшими кустами терновника и корявыми деревцами, стояла погруженной в тишину. Было холодно, и Хелена мысленно благодарила Назрин, навязавшую ей с собой куртку с длинными рукавами, сама она явно недооценивала здешнюю зиму. Ландшафт, куда ни кинь взгляд, выглядел необитаемым. Разве одинокий канюк, паривший вдали, распластав крылья, свидетельствовал о том, что и здесь теплится жизнь. Не дожидаясь команды, Шакти и Шива понеслись вперед, заливаясь счастливым ржанием. Хелена с наслаждением вдыхала пыльный сухой воздух с легким запахом прелой листвы и древесины.

Солнце уже стояло высоко над землей и быстро нагревало ее. Краем глаза Хелена заметила, как Ян, не отпуская уздечки, снял с себя куртку. Взгляд ее скользнул по паре пистолетов в кобурах, висевших у него на поясе справа и слева.

– Они действительно нужны? – поинтересовалась Хелена.

– От Бенгалии и до Пенджаба эта зима выдалась голодной, – ответил Ян. – Лето было слишком засушливым. Это вызвало беспорядки, в том числе и не так далеко отсюда. Я не хочу рисковать, даже если в окрестностях Сурья-Махала все более-менее спокойно, а в этом мы с Моханом Тайидом убедились собственными глазами. – Он искоса посмотрел на Хелену и усмехнулся. – Как видишь, я не напрасно валялся этой ночью по чужим постелям.

Хелена покраснела, не то от стыда, не то от гнева, и наморщила лоб.

– Разве этим не должны заниматься британские власти?

– Разумеется. – Лицо Яна омрачилось. – Только английских хозяев, похоже, мало волнуют беды местного населения, ведь у них достаточно негров. – Он почти выплюнул последнее слово. – Их миллионы, и, если несколько десятков тысяч умрут от голода, холеры или малярии, что с того? Кроме того, чем меньше их остается, тем легче держать их под контролем. Стабильность британского господства – чистая фикция, фасад, украшенный орденами и знаменами. Ни солдаты, ни чиновники Империи никак не поймут одного: эту страну можно любить или ненавидеть, но подчинить ее нельзя. – Хелене показалось, что при этих словах Ян затрясся от ярости, и по спине у нее пробежали мурашки. – Все, что дает им эта земля – джут, хлопок, чай и масло, кожи, зерно, в конечном итоге оборачивается в деньги и оседает в карманах белых господ. Или утекает в Европу. У них нет средств ни на благотворительность, ни на железные дороги в удаленных от стратегически важных пунктов районах. Кроме того, англичане чтят «принцип невмешательства»: здесь уже ничего не исправить. И он тоже, разумеется, работает на пользу британской короны. – Он нахмурился. – Но я должен защитить людей, за которых отвечаю. В конце концов, – тут его рот снова скривился в усмешке и в голосе послышался сарказм, – я должен доставить вас невредимыми в Дарджилинг. Голодные люди отчаянны и непредсказуемы. У меня нет желания попасться в руки мародеров.

– Вроде тех, что были в Джайпуре?

Ян как будто не замечал ни ее сердитого взгляда, ни резкости ее тона. Он смотрел вперед, в пространство пустыни. На холме показалась степная лисица и тут же скрылась среди камней.

– Это не должно тебя волновать.

– Но если волнует? В конце концов, то, что мы видели, может коснуться и нас с Джейсоном.

Хелена непроизвольно натянула поводья, и Шакти замедлила шаг. Ян тоже приостановил своего Шиву и пристально посмотрел на Хелену.

– Поверь, ни тебе, ни Джейсону ничего не угрожало. И не будет угрожать впредь.

Глаза Хелены сузились.

– Что ты от меня скрываешь?

Ей показалось, что уголки его рта задрожали. На мгновение Невилл опустил глаза, а потом затряс головой, и лицо его приняло сердитое выражение.

– Видишь ли, Хелена, есть вещи, о которых тебе знать небезопасно, – сказал он. – У меня свой путь, и его я пройду один.

– Но ты забываешь, что с некоторых пор я тоже стала частью твоей жизни, хоть и не по своей воле, – горько заметила Хелена.

Ян оперся на луку седла и задумчиво кивнул.

– Я помню. И поверь, иногда сожалею об этом.

Хелена покраснела и в гневе дернула поводья, упершись каблуками в бока кобылы. Шакти возмущенно заржала, качнулась в сторону и галопом помчалась по степи.

От бьющего в лицо холодного ветра на глазах Хелены выступили слезы. Копыта стучали по земле, взметая гальку и фонтаны пыли, лошадь тяжело фыркала, брызжа клочьями пены. Вскоре Хелена почувствовала, что ее кто-то настигает, и, скосив глаза, увидела Яна. Тот летел над землей, словно слившись с конем в единое целое. Все в нем – и лицо, и посадка – выражало предельную напряженность и в то же время дышало неистовством. Когда он перехватил поводья Шакти, обе лошади возмущенно заржали, как будто переругиваясь, и, дернувшись, замедлили бег, пока не перешли на шаг, дрожа и исходя пеной.

Еще на бегу выпрыгнув из седла, Ян подскочил к Хелене и, схватив ее за руки, встряхнул, как куклу.

– Ты с ума сошла, моя милая? – Она испуганно сжалась в комок. – Если ты решила свернуть себе шею, это твое дело, однако я не позволю рисковать такой дорогой кобылой!

Пальцы Невилла впились в ее предплечья. Напрасно Хелена билась и извивалась, пытаясь освободиться. Наконец, лицо ее вспыхнуло от стыда и злобы на собственную беспомощность, и она сдалась и прильнула к груди Невилла, уже стащившего ее из седла. Внезапно Хелена почувствовала его грудь, вздымающуюся в бешеном ритме, и их губы сами нашли друг друга. Вопросы и ответы, упреки и возражения – все слилось в этом отчаянном поцелуе.

«Люби меня, – подумала Хелена, пока Невилл срывал с нее рубаху, увлекая за собой на землю. – Люби, как любишь эту страну, не больше и не меньше…»