— Не знаю, милая, — растерялась Айями.
— Господин А'Веч мог бы заменить тебя другим переводчиком, видя, что ты не справляешься с работой, — сказала Эммалиэ. — Но он предпочел пойти другим путем, и мы должны быть благодарны за его щедрость и терпение.
— Мы благодарны, — ответила Айями. Получилось резко.
Чем больше подарков принимаешь, тем глубже увязаешь в болоте лжи. С каждым новым пакетом, приносимым помощником господина подполковника, ощущаешь, как стягивает шею хомут благодарностей и признательностей. А еще ходишь по лезвию ножа — хотя бы потому что укрываешь беспомощного паренька в квартире по соседству.
Однажды во время ночного дежурства Айями прикорнула на минутку возле раненого и подскочила, когда пришла Эммалиэ для смены караула.
— Не пойму: только что закрыла глаза, а пролетело три часа, — оправдывалась Айями.
— Мы ж не железные. А уснула ты, потому что ему полегчало, — успокоила Эммалиэ.
Действительно, у паренька к утру спал жар, и раненый, обильно пропотев, задышал размереннее.
— Ставь воду греться. Нужно его обтереть, заодно поменяем постельное белье.
Однако когда Айями принесла таз и ведра с горячей водой, Эммалиэ выпроводила её из квартиры, сказав:
— Иди, готовь завтрак, а я оботру. А то он устыдится, если узнает, что его обмывала молодка.
— Да ведь он без сознания. Как узнает-то?
— Ступай, а я сделаю, как надо. Покамест у меня руки не отсохли, — гнала ворчливо Эммалиэ. — Он для меня как внук, а для тебя — мужчина, пусть и сопливый.
Температура спала, начался кашель. Юноша лаял, надрывая горло. Впалая грудь ходила ходуном, лицо краснело. Кашель мешал раненому, заставляя задыхаться от удушья.
— Соседей не обманешь, — сказала Айями. — Гхыкает-то мужской голос. На всех этажах слышно.
— Я сказала, что ко мне в гости приехал племянник, — отозвалась Эммалиэ спокойно. — А тех, кого соседство с моим родственником не устраивает, могут пожаловаться даганнам. Посмотрим, кому будет хуже. Дам показания, и вместе со мной весь дом пойдет под арест за сговор.
— Должно быть, Ниналини обрадовалась перспективе переезда в Даганнию, — хмыкнула Айями.
— А то как же. Заявила, что помогает членам Сопротивления, а чужие родственники обойдутся, — ответила Эммалиэ со смешком.
— Она не промолчит. Сдаст.
— Не сдаст, — заверила Эммалиэ. — Я слишком хорошо её знаю.
Чтобы облегчить кашель, пришлось передвинуть "кровать" ближе к буфету и приподнять раненого полулежа. Так посоветовала Зоимэль.
— Чтобы легче отходила мокрота, — пояснила она. — Ему повезло, не заработал воспаление.
Начав кашлять, паренек пришел в себя. Открыв глаза, смотрел в одну точку, и во взгляде не сразу появилась осмысленность. Еще бы, любой дезориентируется, очнувшись в непонятном месте, в темноте при свете лучины.
Айями рассказала юноше, каким образом он оказался в полуразгромленной квартире.
— Меня зовут Айями, а маму — Эммалиэ. А твое имя?
Незнакомец не мог говорить — голос пропал, и рукой пошевелить не мог, потому что ослаб. Даже моргание поначалу утомляло паренька, но потом дело пошло на поправку. При случае Эммалиэ перебрала вслух буквы, а раненый моргал, отмечая нужную. Айями записывала, и на листочке получилось "Айрамир". Аналогичным способом женщины узнали, что юноше двадцать лет.
— Ну, вот и познакомились, прекрасный принц, — улыбнулась Айями, сжав ободряюще его ладонь.
Айрамир мало походил на принца. Ранение и болезнь заострили черты лица, глаза ввалились, и стали заметны торчащие уши.
— Смотри, Айями, ваши имена похожи. Одинаковые "Ай" и "ми", — отметила Эммалиэ с воодушевлением. Ее несказанно радовало, что паренек очнулся. Значит, не впустую бдели возле постели раненого.
А тот с каждым днем крепчал. Айрамира кормили часто, но понемногу. Не желая быть беспомощным, юноша отобрал ложку у Эммалиэ и с разочарованным стоном разжал пальцы — из-за слабости задрожали руки. И естественные надобности справлял с помощью Эммалиэ, так как стеснялся Айями. И пытался самостоятельно добраться до отхожего ведра, но упал, потеряв сознание, чем напугал женщин.
— Вот упрямец. Сначала сил наберись, а потом шастай. Между прочим, пол холодный, а ты босиком, — упрекнула Эммалиэ парня, но всё же принесла галоши деда Пеалея вместо тапок.
Айрамир и разговаривать пытался, но голос исчез, оставив взамен каркающие хрипы.
— Не надрывай связки. Всему своё время, — успокоила Зоимэль, придя для повторного осмотра. — Видно, ты в рубашке родился. Могло быть и хуже.
Осмотрев раны, врачевательница осталась довольна их заживлением. Взамен использованных упаковок от лекарств, она дала другие.
— Здесь остатки, — потрясла полупустым баллончиком с аэрозолью. — Новый дать не могу, строгий учет. И перераспределите прием таблеток. Вместо трех за день давайте две, но четырежды, по половинке.
Айрамир говорил губами. Произносил беззвучно: "Привет", и Айями отвечала:
— Привет, больнушкин. Сегодня у нас на ужин перловка с мясом.
Ели вдвоем. Точнее, она помогала пареньку держать ложку с кашей и подносить ко рту.