Империя, такая огромная и такая старая, что, кажется, она была там всегда и всегда там будет, как разделяющие их горы, как Вечно Синее Небо над головой. Людей там – что песка на берегу. Говорили, что живут они в огромных домах из дерева и камня, которые строят на одном месте и не могут увезти с собой. Говорили, что, когда войско императора пришло в степь в незапамятные времена, оно покрыло ее своими знаменами от горизонта до горизонта. Говорили, что победить их невозможно. Точнее, никто этого даже не говорил. Еще не родился в степях человек, который посмел бы даже подумать об этом. Были только те, кто понимал, что за вечными склоками степных племен тут и там проявляются незримые нити и, словно паутина, тянутся на юг, к куаньлинским городам.
Илуге вскинул голову. Ему почудился ветер с юга, и неуловимый привкус гари, словно бы со старого пепелища. Когда-нибудь он найдет тех, кто стоял за той давней резней. Он найдет их все равно. Сколько бы времени ни потребовалось. Он умеет ждать.
Чиркен оказался прав: гонец приехал за ним. К вечеру пришел Эрулен и передал разговор с гонцом, при котором присутствовал. По его словам, Марух стелил мягко, приглашал. Обещался подтвердить завещание Темрика. Однако в самом конце разговора Эрулен сказал нечто совершенно неожиданное:
– Если ты решишь уехать, молодой вождь, косхи будут покорно просить тебя оставить с нами твоего воина Илуге, выросшего на нашей земле.
– Что? – Брови Илуге взлетели вверх. Элира замерла. – С чего бы вдруг?
– Ну… шаман Тэмчи теперь сильно жалеет, что отправил тебя в тот курган. – Эрулен слегка усмехнулся. – Не можем же мы в самом деле теперь отпустить своего самого великого предка к джунгарам. Теперь, когда он нашелся. У нас полгода все неудачи списывались только на то, что нас покинул наш великий покровитель и мудрый отец.
Эрулен преувеличенно низко поклонился Илуге, чего раньше никогда не делал. Впрочем, его и сам Орхой Великий не слишком напугал. А любовь к рискованным шуточкам у них, похоже, одинаковая.
Ему показалось – или внутри него тоже что-то знакомо усмехнулось?
– Но я же не курган и не камень, чтобы меня установить, – растерянно сказал Илуге. – Элира рассказала мне, что у ургашей есть такие позолоченные мертвецы, святые, которые вроде как не умерли, а только спят и ждут своего часа. Они не гниют, и тело их остается гибким. И ургаши им поклоняются. Вы что, хотите меня в
– Гм… Тебе бы это пошло, – с невинным видом сказал Эрулен, скрывая улыбку под русыми усами.
– Но у меня там… юрта… сестра… – пытался возразить Илуге.
– Сестру тоже устроим. – Эрулен залихватски подмигнул Илуге, и он тут же понял, что тот имеет в виду.
«Ах ты, лисий сын! – Он не мог уже всерьез злиться на Эрулена, но двигавшие им мотивы были куда как прозрачны. – Если и не сам придумал, то уж точно с жаром поддержал!»
В этот момент он понял, что джунгарские кочевья стали его домом. Каким бы странным это ни казалось. Он подумал о Нарьяне, ее девушках, об Онхотое и Ягуте, об Унде и Чонраге, о Бозое и Чиркене. О Темрике и о своем желании сделать для умершего хана что-нибудь невозможное. В очередной раз. Когда он успел привязаться ко всем ним так сильно? Да, он мог бы взять с собой Яниру и выдать ее замуж за Эрулена – как ни крути, но такое предложение, хоть и третьей женой, очень почетно для бывшей рабыни, лучшее ей вряд ли кто-то сделает. Мог бы привезти сюда Нарьяну и жениться на ней. Мог бы завести новых друзей здесь. С его статусом Обители Духа, как образно выразился шаман Тэмчи, это будет нетрудно. Да вот только со старыми расставаться он не хочет.
Илуге с опаской притронулся к ноге. Он как-то уже довольно давно рассадил ногу о камень, а поскольку ранка оказалась небольшой, и вовсе забыл о ней в последующем водовороте событий. Да и не особенно болело вроде бы. Но теперь, стащив сапоги, он увидел то, что его сильно озаботило. Ранка не зажила, а вся поверхность икры вокруг нее тревожно посинела. И… тоже стала какой-то неживой.
Чиркен принял решение возвратиться. Не дожидаясь, когда пришлет гонцов осторожный дядя.
«Вы правы, – сказал он неожиданно дня через два. – Что нам, в самом деле, до смерти тут сидеть? Я или докажу, что могу быть военным вождем, которым меня назначил мой дед, или умру. Но это лучше, чем прослыть по всей степи… недотепой».
После Эрулена приходил шаман. Хитрил, темнил, делал туманные предложения, но впрямую ничего не сказал. Илуге упрямо поджимал губы и огрызался на подначки Чиркена, который нашел новое удовольствие в том, чтобы расписывать ему все блага возвращения к косхам в качестве ходячей святыни. Элира не вмешивалась. У нее были свои заботы: связь с монастырем, а через него с его… матерью.