Иногда Илуге часами вертелся без сна, пытаясь себе представить свою мать, принцессу и жрицу. Не мог. Он действительно как-то внутри себя до конца не верил во все это, словно бы ему рассказали сказку, случившуюся не с ним. Если бы не откровенное поклонение бритоголовых монахов Элиры, он бы вообще посчитал, что Элире взбрело в голову над ним посмеяться. Но иногда ему снились раскосые зеленые глаза на неразличимом лице, слова на незнакомом языке, огромные парящие белые птицы и горы до самых небес. Илуге просыпался с колотящимся сердцем и ему отчаянно хотелось поверить в то, что все это действительно существует, как существует все, что и до этого происходило с ним.
– Эй, дай-ка я гляну. – Элира уронила какие-то пучки трав, с которыми возилась, глянув на него. Опустившись на колени, она дотронулась до раны. Пальцы ее слегка дрожали.
– Ты знаешь, что это? – с тревогой спросил Илуге. – Знаешь, да? Почему мои раны перестали заживать и так выглядят? Я умру, как Эсыг?
В мозгу вспыхнула клыкастая улыбка Эмет.
«Давай, чужеземка, – неожиданно услышал он мысленный голос Орхоя, – скажи ему».
Она что, умеет читать мысли?
– Да, – кивнула Элира. Ее лицо стало очень спокойным. – Я знаю, что с тобой. Ты носишь в своем теле нечто… что уже умирало. Оно в тебе. И дыхание смерти отравляет тебя. На какую-то часть ты мертв. И эта трещинка постепенно расширяется.
– То есть любая царапина, любой синяк, который я получу, перестали заживать, с тех пор как я… – Илуге растерянно развел руками.
– Не сразу, я думаю. – Элира поморщилась. – Надо было раньше тебя осмотреть. Раздевайся.
Скидывая одежду, Илуге подумал, что уже довольно давно постоянно мерзнет и не раздевается по пояс, как бывало раньше по жаре. Увидев его торс, Элира слабо охнула. Илуге и сам разглядел, что тут и там кожа покрыта отвратительного вида сине-зелено-желтыми синяками.
– Я… даже не думал, что столько… может быть, – пролепетал он.
Ноги оказались не лучше. Теперь Илуге стало по-настоящему страшно.
«Ты знал?» – нерешительно спросил он внутри себя.
«Догадывался, – вздохнул дух. – Думал, если не буду… проявляться… может, и пронесет. Кошка была права. Мир живых и мир мертвых не должны соприкасаться».
– Эй, Илуге, мы будем готовы выехать завтра? – В юрту стремительно, как всегда, влетел Чиркен и замер у порога с раскрытым ртом.
– Великий Волк! – выпалил он. – Что это? Ты заболел?
– Да, – неохотно сказал Илуге. Ему не понравился взгляд, которым его одарили.
– А это… заразно? – боязливо спросил тот.
– Нет! – в голос ответили Илуге и Элира. Он торопливо оделся.
– Но ты же выглядишь так, будто тебя целую луну не переставая били. – Чиркен наконец смог придумать какое-то сравнение тому, что видел.
– Знаю я, как выгляжу, – огрызнулся Илуге. – Давай собирайся, раз завтра выезжать. Нечего пялиться, я тебе не девица на купанье!
«Погоди, – медленно сказал Орхой. Казалось, он выдавливает слова по капле. – Погоди. Я знаю, как с этим разобраться».
– Знаешь – и молчал? – завопил Илуге в голос, совершенно забыв о Чиркене.
– Ты о чем это? – озадаченно спросил он.
– Э-э… это он мне, – невозмутимо сказала Элира. – Пойдем-ка, помоги мне, молодой господин. – Она взяла Чиркена за руку и вывела прочь.
«Да. Ступай к Тэмчи. Сейчас».
Илуге послушно поднялся и поплелся к шаману, который явно был удивлен его появлением. Еще боее он удивился, когда Илуге произнес голосом Орхоя:
«Послезавтра, на закате, собери воинов у кургана. Я, Орхой Великий, буду говорить».
То, что Орхой может читать его мысли, а он, Илуге, не может проникнуть в его, страшно раздражало. Однако после произнесенных слов великий предок пропал, и Илуге остался один на один с шаманом, засыпавшим его вопросами. А что он, собственно, мог ему ответить?
Ехать к кургану ему не хотелось так сильно, что он даже подумывал удрать до того, как взбудораженные новым чудом, провозглашенным шаманом, воины соберутся. Однако он уже знал, что у него ничего не выйдет. Просто в один прекрасный момент он потеряет память… а потом окажется, что Орхой Великий снова какой-нибудь подвиг совершил. Или еще что почище. Нет уж, если уж его тело и делает что-то по чужому приказу независимо от него, он хотя бы хочет при этом присутствовать.
Утро выдалось пасмурное и туманное, под стать его настроению. В серой, сырой пелене они выехали, никого не дожидаясь. Элира была странно задумчива. Чиркен непонимающе вертел головой и приставал к Илуге с вопросами, на которые у него не было ответа. Илуге же с каждым шагом лошади испытывал необъяснимое, все возрастающее желание развернуть коня. Словно там, за стеной тумана, бродил сам Эрлик со своей окованной черным железом палицей и ожидал ослушников.
«