Не жизнь, а роман!

Катя не сразу втянулась в прежний ритм. Иногда она пыталась представить, что сейчас происходит с её детьми, но думать об этом было сложно. Разделение временем вносило свои коррективы и в некотором роде давало свободу воображению, которое жестоко её терзало.

Можно было представлять, что у сыновей прошло несколько месяцев, как и у неё, а можно было думать о них как уже о взрослых людях или даже что у них уже есть собственные дети.

Каждый раз после размышлений она подолгу не могла прийти в себя и вскоре стала запрещать себе ковырять эту рану. А ещё она вспоминала слова Матильды, что пока она заботится здесь о чужих детях, то где-то там кто-то позаботится о её.

Дел было много.

Катерина торопилась собрать торговый караван и отправить его по суше в Париж. В этот раз братья Бертрана прислали вино и сукно на продажу. У Бертрана не хватало людей. Надо было продолжать следить за землями, доверенными ему сеньорами для охраны, но полдюжины опытных воинов он отправил на корабле за специями, и в дальнейшем ему на них рассчитывать не стоило. Теперь полновесный отряд готовился сопровождать караван.

Катя в этот раз не стала скупать пряжу или ткани. Свободных денег не было, но она обеспечила обоз другим товаром.

Изображение стеклодувной мастерской того времени.

Печь для изготовления стекла последние дни работала безостановочно. Добран и его помощник делали флаконы для туалетной воды, бусины, стеклянные цветочки-кулончики и сотни небольших квадратиков для остекления окон. В караване также лежало несколько зеркал, но их качество оставляло желать лучшего. Никакого напыления Катя сделать не могла, но пробовала закрасить черным одну сторону стекла или подставляла позади серебряное блюдо, чтобы добиться наилучшего отражения. И всё же она отправила свои варианты зеркал на продажу в надежде, что найдётся умелец и сможет развить её идею.

Огюст за лето заполонил мылом весь выделенный ему склад и теперь с удовлетворением смотрел на его погрузку. Несмотря на то, что его глаза из-за вредной работы всё время слезились, он отказывался даже от помощников, тщательно оберегая от других секреты освоенного им мастерства. Сеньора обещала ему процент с доходов, и это могло изменить всю его жизнь.

Много места заняли сушёные травы-специи вместе с наполненными пучками лаванды коробами, но это был лёгкий товар, и его чередовали с корой пробкового дуба, орехами, сухофруктами. Отдельная телега набралась с сомнительным товаром. Катерина нагрузила её красивыми ракушками, сладким суховатым печеньем, изюмом в глазури, рулончиками изящных кружев, нарядными куколками, пуховыми подушками, цветными валяными тапочками-туфельками на пробковой подошве, мешочками с красителями, полученными из здешних растений и пемзой, которая сопровождалась несколькими кувшинами со смягчающей мазью на основе жиров, глицерина и приятной отдушки. Кое-что в торговый обоз добавили местные ремесленники, внося плату за проживание своими изделиями и отдавая свой товар на продажу.

В этот раз торговый вояж возглавил Дидье и староста одной деревень. Катя понимала, какую ответственность на себя взвалил рыцарь, но всё же взяла с него слово, что он довезёт Добрана до Парижа и если надо, то поможет ему не только продать свой товар, но и пристроит его к другому надёжному каравану.

Бертран с удовольствием подсчитывал, какой доход принесёт ему торговая деятельность, после чего задумался о том, что может себе позволить немного увеличить замок и впустить в него семьи служащих у него воинов, но пока все планы пришлось отложить, так как к ним пожаловали сборщики налогов.

— Катрин, ты у меня красавица, — ещё утром ворковал ей Бертран.

— Иди к себе, живо! — зло шипел он ей чуть позже, видя, как она улыбается смазливому рыцарю, что сопровождал сборщика налогов.

А Катя действительно изо всех сил изображала радушную хозяйку. Она знала, что в этот раз Берт и Леон будут считать каждый рулон ткани, корзину и горшок, не говоря уже о деньгах, поэтому хотела выступить противовесом, чтобы не озлобить против них семьи уважаемых людей. Ну кто же знал, что у Бертрана взыграет ревность! Она просто улыбалась и интересовалась тяготами пути, сочувствовала и вновь улыбалась, когда сборщик сыпал остротами, а рыцарь подшучивал над теми, кто пытался увиливать от выплат.

Видя, что муж в бешенстве, она не стала даже укоризненно смотреть на него, молча развернулась и ушла. Люси вспыхнула, жалея, что надела нарядную котту, но тоже промолчала, хотя опалила Бертрана гневным взглядом.

Он редко позволял себе грубить, но иногда скверный характер старого Бланшфора прорывался в нём, и он коршуном налетал на жену или тётку. Катрин он ревновал или злился, что она вновь и вновь в делах оказывается дальновиднее его, а Люси доставалось за то, что подмечала это и посмеивалась.