Не жалею, не зову, не плачу...

Перед войной мы жили во Фрунзе, я учился в шестом классе, и запомнил весенний день в марте, когда я шёл за девочкой Лилей Власовой от школы и до её дома. Было тепло, солнечно, и я не просто шёл, а мечтал и грезил. Жили мы на самой окраине, на новой улице Ленинградской, где частники строили дома из самана. Грязь была непролазная, никакой дороги, никаких тротуаров. Дома не белёные, дворы открытые, без заборов, всё на виду. Воду брали из родников, водопровод был за километр, а школа за полтора километра. Лиля появилась у нас недавно, и сразу юное население Ленинградской её заметило. Ходила она в серой шубке, в невиданных ботиках, в шапочке меховой с длинными ушами, вся такая фасонистая, у наших девчонок ничего похожего не было. Глаза синие, личико чистое, ясное, яркие губы, в школе на неё сразу обратили внимание, на шубку, на ботики, на то, как новенькая спокойно, свободно села за парту, подпёрла кулачком щёку, и все увидели на руке красивые часики — ну и ну, часов ни у кого не было. На перемене Вовка Тюкалов придумал ей наказание — прибил один ботик гвоздём к полу. Весь класс ожидал скандала, новенькая задавала, сейчас будет жаловаться. Но ничего не вышло, девочка присела, осмотрела ботик, обеими руками дёрнула и сорвала с гвоздя. Н никому ни слова. Вовка Тюк хвастал подвигом, ржал на всю школу, а я за новенькую вступился, она живёт на Ленинградской, у нас грязь по уши, ботики не фасон, а необходимость. «Ну, Ванай, ты пропал!» — решил Тюк.

Так оно и вышло, я в Лилю влюбился и решил покорить её. Чем? Успеваемостью. В коридоре возле каждого класса вывешивались большие листы с фамилиями учеников и с цветными полосками за отметки: отлично — красная, хорошо — жёлтая, посредственно — синяя, плохо — чёрная. У меня были сплошь красные. Но как Лиля узнает, что самый сплошь красный в 6-м «А» это именно я? Проблема. Однажды на перемене со мной заговорил Алексей Степанович Кипоть, классный руководитель 6-го «Б», мой дальний-предальний родственник, а она, пробегая мимо, стрельнула в мою сторону синими своими глазами. Ей нравился, конечно, Алексей Степанович, молодой учитель, его вся школа любила, он только в прошлом году окончил пединститут. Пусть начинает хотя бы с моего родственника, а потом и меня заметит. Теперь я боюсь, как бы случайно не появилась у меня на щите полоска жёлтая. Сижу дома и учу, зубрю, а в школе гордо прохожу мимо щита. И вдруг вижу, в 6-м «Б» против фамилии Власова — тоже сплошь красные полоски. Ни-че-го себе!

Прошла зима, а я так и не заговорил с ней. И вот весна, март, теплынь, и настал тот долгожданный день. Прозвенел звонок, вышли на улицу, она с девчонками, я с мальчишками, идём весело, беззаботно, девчонок всё меньше, мальчишек всё меньше, а нам шагать дальше всех, мы на самой окраине. С улицы Фрунзе на улицу Ташкентскую, потом на Ключевую и вниз, в сторону мельницы. По Ключевой текла речка с гор через весь город и на самой окраине давала силу двум мельницам, ближней и, примерно через километр, дальней. Шагаем с Лилей, она впереди, я сзади. Чего мне стоило нагнать её и спросить о чём угодно: что вам задали по литературе, или нет ли, мол, у тебя книжки Жюль Верна? Да миллион вопросов можно придумать. Но я ненормальный, иду молча, и хорошо, что нам далеко идти. Прошли по Ключевой, прошли мимо хлебного ларька, она на него посмотрела, я тоже посмотрел, миновали ближнюю мельницу, она посмотрела на старое колесо, я посмотрел, спустились в овраг. Вот уж где грязища непролазная. Если бы она застряла тут в своих ботиках, я бы вмиг подскочил, и взял её на буксир, как трактор. Но ещё лучше, если бы она поскользнулась и сломала ногу. Я бы тогда на руках понёс её через весь город в детскую больницу на углу Сталина и Садовой. Однако она и не думает падать, осторожно шагает, кое-где, взмахнув руками, перепрыгивает лужу. Когда-нибудь я пронесу её через этот овраг. Надо из жизни строить мечту, а из мечты — действительность, вот девиз настоящего мужчины. На всю мою дальнейшую жизнь. Она будет у меня очень бурной. Между тем Лиля выбралась из оврага, я вижу её на фоне неба и слышу, как она там, наверху, вздохнула. Знает она или нет, что я иду следом? Свернули мы на последний этап, на улицу Ленинградскую, до меня осталось пять домов, а до неё — семь. Расстанемся мы сейчас без слов. Всё-таки мне надо что-то придумать. Сегодня я всю ночь буду думать. А грязь так и липнет к ногам. Мне кажется, Лиля устала, идёт медленнее и медленнее, я тоже замедлил шаг, чтобы сохранить расстояние. А солнце печёт, как будто уже лето. Дома торчат по сторонам, крыши сделаны наспех, из чего попало, сквозные проёмы под стропилами, новостройка она и есть новостройка. Лиля прошла мимо нашего дома, и ноль внимания на него. Сейчас поверну направо по тропке, и прощай, Лиля, иди дальше без меня, пусть тебе будет одиноко. Я сворачиваю и провожаю её последним взглядом.