Не верь мне

Только что водитель привез нас с кладбища, где в гнетущем молчании гроб с телом Макса опустили в глубокую и вечную яму. Подойдя, его отец бросил поверх единственную розу, и могильщики принялись забрасывать гроб землей. Внутри меня было пусто. Странно пусто, только горло сжималось сожалением о том, что могло быть и чего не было. Чего не будет уже никогда. Янина никогда не увидит своего отца, не услышит его голос. А сам он… Больше никаких шансов. Потому что права переосмыслить хоть что-то он потерял в момент, когда сердце его остановилось. Навсегда.

Ехать в дом Козельских я не хотела. Думала вернуться в клинику, но Вадим попросил меня уделить ему немного времени. Отказать ему я не смогла, как и возразить против того, чтобы отправиться вместе с ним в пригород, где и находился дом.

— Яна поправится, — внезапно выговорил он, будто пытался вселить в меня уверенность. Но в том, что она поправится, я была уверена и сама. Даже не допускала иного расклада. Дочь уже перевели из инкубатора в палату, но вес её всё ещё оставался недостаточным. Благо, с дыханием больше никаких проблем не возникало, да и с остальными показателями всё было в порядке. Только этим утром я, сидя возле кроватки, касалась её кнопочки-носика, тёмных бровок и не могла поверить, что она реальна. Чувствовала её и всё ещё не могла поверить. Прекрасная… Такая прекрасная и такая родная.

— Поправится, не переживайте об этом, — подойдя, я осторожно коснулась его плеча ладонью.

Во время похорон у нас не было возможности сказать друг другу ничего более существенного, чем: «примите мои соболезнования» и короткого «спасибо» в ответ. Людей на похороны Макса приехало много, но, я была уверена, никто из них не был тем, кто бы мог назвать его другом. Не было среди них даже тех, кто любил и ценил его. Среди них почти не было даже тех, кто знал его, как Максима, а не как сына Вадима Козельского. Всего лишь формальность. Еще один повод для того, чтобы встретиться и обсудить дела, показать свое уважение, но не отдать дань памяти. Фальшивые…

— Мне очень жаль, Вадим. Я хотела остановить его, но он… — в который раз за несколько дней я пытаюсь остановить слезы?! Когда это закончится… Слизала с верхней губы слезинку.

— Ты ни в чем не виновата, Алиночка, — обернувшись, Козельский покачал головой. — Это моя вина. Моя и только моя. Макс забрал с собой еще совсем молоденькую девочку, которой жить бы и жить…

Я промолчала, не зная, что сказать. Позднее мне стало известно, что Макс все-таки добрался до того места, где проходила вечеринка. Та, про которую он говорил мне или какая-то ещё, уже не важно. Долго там он не задержался — перекинулся с приятелями несколькими фразами, а потом… Усадил в машину какую-то девушку и решил прокатиться. Прокатиться… На её месте должна была быть я. Эта мысль не давала мне покоя. Мысленно возвращаясь в тот день, когда Янина появилась на свет, когда Макс, в последний раз смотрел на меня, гоня внедорожник навстречу собственной смерти, я понимала, что мы несёмся в никуда. Что заправка в желто-зеленых цветах последний шанс не только для меня, но и для моей девочки. Понимала. Чувствовала. А та девушка… Был ли шанс у неё?

— Знаешь, — Козельский-старший отпил маленький глоток и поставил стакан на стол. Посмотрел на меня и продолжил: — Я потерял жену, когда Максу было десять. Ему была нужна мать. А я… — горькая усмешка. — Я не мог никем её заменить. Надо было жениться на хорошей женщине. Пусть бы и не было любви, чёрт с ней. Зато она смогла бы воспитать моего сына. А я… Вместо этого я отдалился от него. С головой ушел в работу, Макс же остался предоставленным сам себе. Я потерял жену, а он — мать. Именно об этом мне бы стоило помнить, именно об этом стоило чаще думать. А теперь я потерял и его. Я не хочу… — я видела, что слова даются ему тяжело, глаза блестят. — Не хочу потерять ещё и внучку, Алина. Она единственное, что у меня осталось.

Он долил в стакан ещё немного виски. Молча выпил и убрал бутылку в бар. Шумно вдохнул и качнул головой. На столе его стояла фотография, с которой сквозь стекло смотрел совсем ещё юный Макс. Серьёзный, немного хмурый мальчишка лет тринадцати с зажатым подмышкой футбольным мячом. Когда-то у него было настоящее и будущее. Теперь осталось только прошлое — не у него, у его отца. Прошлое и никчемная россыпь подобных снимков, не приносящих ничего, кроме горького осознания утраты.

— Всё, что я говорил тебе, было искренним. — Вадим перехватил мой взгляд. Сам посмотрел на снимок, после — опять на меня. — Никогда ничего плохого я не желал ни тебе, ни твоему ребенку. Никогда.

Никогда. Теперь я это понимала.

— У вас есть не только внучка, Вадим, — возразила я. — У вас есть ещё и Инна. Она любит вас.

На это он мне ничего не ответил. Только снова посмотрел на снимок сына. Я поняла, что подруга все еще не рассказала ему о своей беременности. Что же… это касается лишь их двоих, лезть в их отношения я не собиралась.