Не только апельсины

– Это же чушь собачья! – раздался голос из задних рядов. – И ты, Луи, это знаешь. Так поможем мы этому ребенку или нет? – голос принадлежал Элси.

Кто-то постарался заставить ее сесть, но она вырывалась, а потом закашлялась, а потом повалилась на бок…

– Элси!

Я бросилась к ней, но меня оттащили прочь.

– Она без тебя обойдется.

Остальные сгрудились вокруг нее, а я беспомощно дрожала в стороне.

– Найдите теплое пальто и давайте отведем ее домой.

И они вывели ее на крыльцо.

Во всеобщей суматохе пастор подошел ко мне и сказал, что в знак повиновения Господу я должна отказаться от любой пастырской деятельности, начиная с проповедей и руководства классами по изучению Библии и заканчивая тем, что он назвал «оказанием влияния» в любой форме. Как только я соглашусь, он договорится о проведении более мощного экзорцистского обряда, а потом я поеду с мамой на две недели в дом отдыха в Моркам.

– Я утром вам отвечу, – пообещала я, сославшись на усталость.

Сэр Персиваль в лесу вот уже много дней. Его доспехи потускнели, его конь устал. Последнее, что он ел, была миска молока с хлебом, которую дала ему одна старуха. Другие рыцари проходили этим путем, он видит их следы, их отчаяние и в одном случае – кости. Он слышал байку о разрушенной часовне или старой церкви: никто не знает, что там, все только уверены, что она стоит где-то – заброшенная и святая – вдалеке от любопытных глаз. Возможно, там он найдет, что ищет. Прошлой ночью сэр Персиваль видел сон, в котором святой Грааль приближался к нему в луче солнечного света. Плача, он потянулся к нему, но в руки ему вонзились шипы, и он проснулся.

Сегодня, искусанный и израненный, он видит во сне двор короля Артура, где он был всеобщим любимцем. Он видит своих собак и своего сокола, свою конюшню и своих верных друзей. Теперь его друзья мертвы. Уже мертвы или умирают. Он видит во сне, как Артур сидит на широких каменных ступенях, сидит, уронив голову на руки. Сэр Персиваль опускается на колени, чтобы обнять своего господина, но его господин – дерево, поросшее плющом. Когда он просыпается, его лицо залито слезами.

Когда пастор пришел на следующее утро, я уже чувствовала себя лучше. Мы втроем выпили чаю. Думаю, мама рассказала какую-то шутку. Все было решено.

– Так я закажу для вас номер? – спросил пастор, листая свой ежедневник. – Вас, конечно, там ждут, но надо же соблюсти приличия.

– Как Элси? – Это не давало мне покоя.

Нахмурившись, пастор сказал, что вчерашний вечер расстроил ее больше, чем они думали. Ее положили в больницу.

– Она поправится?

Мама напомнила, что это Богу решать, а нам надо думать о другом. Пастор мягко улыбнулся и снова спросил, когда мы поедем.

– Я не поеду.

Он сказал, что мне понадобится отдых после битвы. Что моей матери нужен отдых.

– Пусть она едет. Я ухожу из церкви, поэтому об остальном можете забыть.

Они сидели как громом пораженные. Я сжимала шероховатый бурый камешек и надеялась, что они уйдут. Они не ушли. Они увещевали, молили и призывали на мою голову громы и молнии, потом они передохнули и взялись за меня с новыми силами. Они даже предложили вернуть мне руководство занятиями по изучению Библии, пусть и под присмотром. Наконец, пастор покачал головой и объявил меня «отпавшей», о коих говорится в Послании к евреям и коим невозможно речь истину. Он в последний раз спросил меня:

– Ты покаешься?

– Нет.

И я смотрела на него в упор, пока он не отвел взгляд. Он на полчаса увел с собой мать в гостиную. Не знаю, что они там делали, но это не имело значения: моя мать давно выкрасила белые розы красным, а теперь заявляла, что они такими выросли.

– Тебе придется уйти, – сказала она, вернувшись. – Я не потерплю тут демонов.

Куда мне было идти? Не к Элси, она была слишком больна, и никто из нашей общины не рискнул бы меня приютить. Если бы я пошла к Кэти, то навлекла бы на нее беду, а мои родственники, как и большинство родственников, были отвратительные.

– Мне некуда идти, – возразила я, последовав за ней на кухню.

– Дьявол заботится о своих, – бросила она в ответ, выталкивая меня.

Я знала, что мне не справиться, поэтому даже не пыталась. Я дам волю чувствам потом, когда будет безопасно. Пока я должна быть несгибаемой и белой. В морозные дни зимой земля белая, потом поднимается солнце, и иней тает…

– Тогда решено, – весело заявила я матери, изображая уверенность и безразличие. – В четверг я съеду.

– Куда? – подозрительно спросила она.

– Я тебе не скажу. Посмотрим, как дело пойдет.

– У тебя нет денег.

– Буду работать по вечерам и в выходные.

На самом деле я была до смерти перепугана и собиралась пожить у учительницы, которую до некоторой степени беспокоило происходящее. Я и раньше брала по субботам смены в передвижном фургончике мороженого. Теперь буду работать и по воскресеньям, чтобы со временем с ней расплатиться. Будет несладко, но не настолько, как здесь.