Не так живи, как хочется

О художественных недостатках пьесы Добролюбов говорил осторожно, ссылаясь на предыдущую критику. «В литературном отношении пьесу эту признают незамечательною, упрекают в слабости концепции, находят натяжки в некоторых сценах и пр.».

И сам Островский сознавал, что пьеса не имела большого успеха. В статье «Литературная заметка» (конец июля 1856 г.) он писал: «Холоднее других была принята только драма „Не так живи, как хочется“. Но укажите нам хоть одного драматического писателя, которого бы все пьесы имели одинаковый успех».

Художественные достоинства пьесы критики разных направлений оценивали сдержанно или даже скептически. Лишь немногие литераторы принимали пьесу безусловно. К числу их относился Лев Толстой. А. А. Стахович записал разговор с Толстым, бывший в ноябре 1886 г.: «Л. Н. вспомнил, что, когда появилась драма Островского „Не так живи, как хочется“, он, получив номер журнала, в котором она была помещена, прочел ее вслух при Тургеневе, очень хорошо и особенно удалась ему роль Груши — ее молодое, разудалое веселье и поразившее ее неожиданное горе». Возможно, что «Власть тьмы» была навеяна драмой Островского. Из слов Стаховича известно, что он читал больному Толстому пьесы Островского и Гоголя в октябре 1886 г., после чего Толстой энергично начал писать «Власть тьмы».

Впервые публика познакомилась с драмой в постановке Малого театра: 3 декабря 1854 г. пьеса была показана в бенефис актера К. Н. Полтавцева. К этому дню Островский спешно дописывал свою драму. Кроме Полтавцева — Петра роли исполняли: Илья — В. А. Дмитревский, Даша — Н. М. Медведева, Афимья — С. П. Акимова, Агафон — П. М. Садовский, Степанида — М. Д. Львова- Синецкая, Вася — С. В. Васильев, Спиридоновна — Е. М. Кавалерова, Груша — Л. П. Никулина-Косицкая, Еремка — П. Г. Степанов и другие.

Спектакль не имел большого успеха, хотя рецензент «Санкт-петербургских ведомостей» Н. Назаров в своем отчете высоко оценивал игру московского ансамбля: «…не нахожу достаточно слов, чтоб хвалить их. И г-жа Акимова в роли тетки Афимьи, и г. Дмитревский (Илья), и г-жа Никулина-Косицкая (Груня), и г. Степанов в роли Еремки — все были превосходны». Особо выделял Назаров Садовского. «Из второстепенной роли Агафона он сделал резкий тип живого человека <…> Ест ли Садовский лепешку дорожную, говорит ли он жене, что не след торопиться и сокрушаться по-пустому, высказывает ли он свою задушевную мысль, — вы так и видите перед глазами сухого и несколько простоватого старичка, который давным-давно забыл свою молодость; но все это без суровости, без гнева, с кротостью…».

Сам бенефициант заслужил серьезный упрек. Полтавцев (Петр) «следует трагической рутине, встряхивает поминутно головою, таращит глаза, особенным образом вскрикивает <…> ни манеры его, ни дикция не соответствуют ролям купцов».

«… Автора этой драмы, — заканчивает Назаров свою корреспонденцию, — вызывали по окончании пьесы три раза (т. е. он три раза появлялся в ложе), но (увы) далеко не единодушно…».

Пьеса продержалась на сцене недолго. В середине февраля 1855 г. по случаю смерти Николая I театры были закрыты на полгода. По окончании траура она не была включена в репертуар.

В 1860 г. П. Г. Степанов возобновил ее в свой бенефис. Драма была сочувственно встречена московской публикой. Театральный рецензент «Московских ведомостей» А. Н. Баженов писал: «Публика, как видно, дала себе труд пристальнее всмотреться в Илью, Дашу и Грушу; она увидела в них живых людей, которым не чуждо все человеческое; словом, она поняла их, а поняв, не могла отказать нм в сочувствии».

В течение последующих пяти лет драма прошла десять раз. Она шла в том же составе, что и при первой постановке, поэтому суждения об отдельных ее исполнителях такого тонкого знатока театра, каким был Баженов, представляют большой интерес. Особенно нравилась ему мáстерская, богатая нюансами и полутонами игра Никулиной-Косицкой. В сцене с Петром «у нее не пропало ни одно слово». Когда Груша узнает, что Петр женат, она произносит одно только выразительное «А-а-а!», в котором «сквозь принужденную радость, вылилась вся желчь оскорбленной души бедной девушки».

Видимо, Полтавцев, так неудачно выступивший в премьере, учел замечания рецензентов. Теперь Баженов отзывается о его исполнении весьма похвально: «…г. Полтавцев довольно полно и живо передал роль Ильи [ошибка — имеется в виду Петр]; он показал его нам со всех сторон, во всех главнейших психических фазах: перед нами был то тиран — муж, то нежный, то отчаянный, то одумавшийся любовник, но всегда прямой и добрый человек». Критик находит, однако, что Полтавцеву не удалась заключительная сцена, где он слишком утрировал свое «хмельное состояние».

«Остальные роли довольно бледные <…> нашли себе хороших исполнителей и не пропали».