Не так живи, как хочется

Воспевание Островским смирения и покорности, возведение этих черт в идеал импонировало и либералу А. В. Дружинину, который считал пьесу «одним из самых поэтических созданий Островского». В статье, опубликованной в «Библиотеке для чтения», он подчеркивал право Островского выразить положительные стороны русской жизни. Особенно его восхищает образ Груши — «верх художественного совершенства и пленительнейшее женское создание изо всех женщин нашего автора». В ней сосредоточены черты «русской девушки всех лучших наших сказок и песен: простота, бойкость, сила физическая и душевная, горячность, ласковость, веселость, наконец, какая-то особенная удалая грация…» Вместе с тем Дружинин отмечает несценичность развязки и соглашается с предыдущими критиками в том, что колдун Еремка «мелок и нестрашен».

В печати раздавались и суровые критические голоса. В «Русском вестнике» была помещена статья Ф. Д., в которой рецензент, опровергая основные посылки и выводы Филиппова, утверждает, что Островский обратил внимание лишь на одну сторону русского быта и отнюдь не самую характерную. Критик саркастически замечает: «В том быту, который старается изобразить нам автор, мы не видим ничего, кроме крепости, качество, положим, драгоценное, но конечно не единственное в христианском семействе. Мы убеждены, что на этом начале русская жизнь не остановилась и продолжает, в духовном общении с остальными народами, вырабатывать в себе и другие хорошие стороны».

Резкое суждение о пьесе высказал в «Атенее» критик Н. П. Некрасов. Он отвергает идею драматурга: «…кто слепо повинуется закону, старому обычаю, как бы они ни были жестоки, тот вознаграждается за свое терпение, за свою покорность!..» Даже мягкий и добрый Агафон, отмечает рецензент, выступает проповедником жестокости. В нем нет теплого чувства к дочери, «суровый закон, мертвая буква разбили человека, подавили в нем все свободные чувства человеческие…». Поведение Петра, по мнению критика «Атенея», не имеет достаточного психологического основания: «…превращение негодяя в православно-добродетельного человека все-таки остается чудом в драме г. Островского».

Суровым и пристрастным был отзыв «Отечественных записок». Рецензент Н. Н. (Н. С. Назаров) объявил пьесу «пародией на драму» и закончил статью свою выводом о неуклонном падении таланта драматурга.

Особый интерес представляют оценки критиков революционно- демократического лагеря — Н. А. Некрасова и Н. А. Добролюбова. В «Заметках о журналах за декабрь 1855 года…» Некрасов отмечает в пьесе «живые и мастерски очерченные лица <…> верность языка, русский склад и в жизни и в речи <…> от всех его лиц действительно веет русским духом». «Лучше и выдержаннее всех лиц — Груша. Кажется, так и видишь ее, слышишь ее смех. Это настоящая русская девушка, смышленая, даже лукавая, но с душой, — беззаботно веселая, но с характером».

Следует иметь в виду, что эти «Заметки» писались в то самое время, когда Некрасов старался привлечь на сторону «Современника» все лучшее, талантливое, что было тогда в русской литературе. С Островским уже велись предварительные переговоры о его участии в журнале. Поэтому редактор «Современника» осторожно говорил о недостатках пьесы, но это не помешало ему отметить ее слабые стороны. Так, Некрасов считает, что сцена на постоялом дворе, где автор свел всех своих героев, неправдоподобна; возражает против «крутой развязки». «Внутреннее чувство зрителя не может не смутиться при внезапной перемене возвращающегося Петра, и никакая игра актера тут помочь не может».

Основной недостаток Островского Некрасов видит в том, что драматург преднамеренно сужает себя, подчиняет «системе», приступает к изображению русской жизни «с наперед принятым воззрением». Нетрудно уловить здесь намек на славянофильские увлечения Островского. «Нам остается желать, — заключает Некрасов, — чтобы г. Островский шел вперед своею дорогой, не стесняя и не задерживая самого себя…».

Наиболее глубокое истолкование идейного смысла драмы дал Добролюбов в статье «Темное царство». Анализируя более чем десятилетний период творчества Островского, критик рассматривал пьесу в системе произведений, написанных к этому времени, как драму, разоблачающую социальный порок — самодурство. Именно с этой точки зрения оценивал он коллизию драмы, характеры и поступки действующих лиц. Петр ведет себя как самодур, который «считает себя вправе нарушить, когда ему угодно, даже те правила, которые им самим признаны…». «Самодурный быт» вытравляет в человеке все человеческие черты, если даже от рождения он наделен мягким и отзывчивым характером, как, например, отец Дарьи Агафон: «…как добр и чувствителен этот старик и как он в то же время жестокосерд, единственно потому, что не имеет никакого сознания о нравственном значении личности и все привык подчинять только внешним законам, установленным самодурством».