Не судьба

В итоге же все вылилось в долгожданный бенефис советских атлетов. Никчемный, нелепый бойкот олимпиады восемьдесят четвертого, вызванный лишь желанием отмстить за урезанный состав стран в Москве и ничем больше, только завел наших спортсменов и тренеров. Медали отбирались у всех и во всем. Хорошо хоть нынешнее руководство не поддержало идею северокорейского вождя и солнца нации не участвовать и в этом состязании. К Северной Корее примкнули лишь несколько стран со смутными перспективами и Куба, вот уж непонятно зачем отлучившая своих борцов от заслуженных побед. Теперь они доставались советским спортсменам. Все доставалось им. Каждый день приносил новые достижения, и хотя время трансляций получалось уж очень неудобным — с раннего утра и по середину дня — все равно, за олимпиадой следили с невероятным интересом. В нашем кооперативе тоже выставили транзистор в центр подвальчика, чтоб изо всех углов было слышно. Ну и да, жизнь на это время замирала. Вечером же старались нагнать упущенное.

И вот ехал за второй коробкой, слушая, как наши снова выносят в одну калитку всех прочих претендентов на медали высшей пробы. В душе екало приятно, отзываясь на сообщения о новых и новых победах. Будто этой олимпиадой все собственные поражения остались где-то далеко позади.

Елена открыла дверь, едва я позвонил, видно, сидела в кресле прихожей и ждала визита, подготовясь к нему. А вот я… совершенно потерялся, едва увидел ее в дверях: мысли занятые атлетическими битвами, унеслись куда-то далеко — в совсем далекое прошлое, когда я гонял в коробке в хоккей, не желая уходить, пока наши не победят, в прошлое недалекое, когда прислушивался как играет «Асбест» пытаясь пробиться в первую лигу.

Память о нашей городской команде, о футболе вообще, ушла вместе со смертью командира. Будто лев, он вел нас в бой, а мы, после смерти Артура, оказались овцами, разбежавшись каждый по своему углу, затаились, старательно забывая нашего Данко. Он и вправду дарил нам свет силой одного только сердца.

Или мне так хотелось видеть?

— Проходите, присаживайтесь, — Елена пригласила меня в комнату. Странно, что я встречаюсь с ней всегда один на один, будто и мужа нет и дети куда-то делись. Словно, развелась.

Она покусала губы, пока я расшнуровывал ботинки, снимал кожанку, вешал кепку на крюк. Хотела говорить, но не решалась. Только когда мы присели друг против друга за журнальный столик, она на диване, я на краешке кресла, заговорила:

— Я достала вам вторую коробку, сразу скажу, содержимое ее вам не понравится.

Кивнула в сторону пузатого секретера, где среди сдвинутых в сторону гжельских слоников, стояла слегка помятый картонный параллелограмм.

— Не сомневаюсь. Первая доставила мне немало неприятных минут. Думаешь, что знаешь человека, а выходит, иллюзия, — и посмотрел пристально на хозяйку, решая, не сболтнул ли лишнего. Но та кивнула.

— Вы правы. Артур, он такой, сложный. Многогранный, лучше сказать. Впрочем, он никогда ни к кому не был привязан — за исключением девочек, конечно, тут он оказался — неожиданно для всех — настоящим отцом. Вот странно, никогда себя так не проявлял, двух прежних любовниц заставил сделать аборты, а после…

— Простите, я вам сейчас задам несколько неловких вопросов, возможно, даже интимных, но мне важно это знать.

— Я сама хотела говорить с вами о вещах достаточно личных, думаю, ничего, если ваши вопросы где-то пересекутся с моими заготовленными ответами.

— Прежде всего, я хотел бы знать одно. Существует ли еще более старая коробка, номер ноль, если так можно сказать. Та, в которой шеф хранит документы из ранних времен кооператива, — сам не заметил, как назвал его в настоящем времени. Елена вздрогнула.

— Вот-вот, — кивнула она. — Я тоже называю Артура так, словно, он вышел ненадолго за дверь и вот-вот вернется. Или позвонит, скажет, что задерживается, что не сможет сегодня быть, у него дела, встречи, пассии. Что он просто придет завтра, а не как договаривались… простите.

Мы помолчали. Елена спохватилась.

— Да, вы о еще одной коробке. Нет, больше у меня нет. Эти-то попали исключительно потому, что я разбиралась в его вещах. Более ранних документов не нашлось. Артур не жил прошлым, даже не настоящим, он весь принадлежал завтра и старался не вспоминать о том, что случилось прежде. Всякую память о нем старательно изничтожал. Не любил. Ну да, может, из-за романов его бесконечных, может, потому что действительно старался вычистить из памяти свои неудачи. Он перфекционист до глубины души, если вы понимаете меня.

Я кивнул.

— Прекрасно понимаю. То, что у него получалось, он старался довести до логического завершения, а что вдруг шло с самого начала не так, тут же выбрасывал и из памяти тоже, — сам вспомнил как шеф жег документы очередной, неслучившейся аферы, я тогда спрашивал, зачем, мол, что-то да может сыграть еще, но Артур только качал головой: пойдем другим путем, никогда не надо повторяться.