Не судьба

Впрочем, солнышко особо не давала мне отвлечься от наших целей. Едва разобравшись с камерой, она отправилась на работу снимать и нащелкала полтора десятка кадров документов — в основном, по завышенной отчетности. Это не было каким-то особым секретом «Асбеста» — думается, все предприятия в это время уже грешили чем-то подобным, выполняя спущенные Госпланом цифири, как только возможно, ведь реально их выполнить оказывалось уже давно никак. Примеры, самые простенькие, как раз и продемонстрировала Оля, дав мне проявить пленку. Я ей с самого начала говорил, чтоб кассет не жалела, если останутся пустые кадры, пусть вынимает, пленка стоит копейки, да и продается в любом хозмаге. Лучше перестраховаться и спрятать полупустую кассету, чем нарваться и засветить всю пленку.

И первое, что попалось ей в объектив, были документы о пересортице угля и его утруске во время транспортировке — на несколько сот кило с каждого вагона. Складывалось ощущение, что возили уголь в насквозь дырявых составах. Это было письменное и вполне себе официально зафиксированное подтверждение тем словам солнышка, с которых и началось наше преследование Ковальчука — очень давно, кажется полжизни назад — а на самом деле всего-то меньше года. Неделей позже она выискала переписку между директором «Асбеста» и начальником сортировочной Абызовым, который требовал, натурально, требовал, провозить через подведомственную ему станцию больше вагонов — любыми способами, ведь министерством путей сообщения его дороге спущен новый план, который иначе они не могут выполнить. Директор отвечал согласием, составы удлинились. Теперь в каждом было не меньше ста двадцати вагонов.

— Кажется, просто порожние гоняют. И ведь как гоняют-то теперь — через сортировочную от первой узловой, к платформе «Сорок второй километр» и через «Братишки» обратно на вторую узловую. А уже оттуда, вот такой петлей, составы переформируются и либо расходятся по котельным, либо идут на север, обогревать другие города.

— Ты как раз с этого и начала. Помнишь?

— Помню. Вот тебе и подтверждение, больше того, за подписью и с печатями. И ведь не придерешься, скажут, план выполняем, ничего личного. И кстати. Нам на конец года обещали обильные заказы и тринадцатую зарплату в двести сорок рублей. Еще и о работниках заботятся.

— Это точно. А ты обо мне, когда заботиться будешь.

Я снова намекал на возможность нашего бракосочетания. Оля только отмахивалась, не до того, сам видишь, чем занимаюсь. Можно подумать, брак бы ее тяготил, фотографируй она документацию с проштампованным паспортом. Но дело, конечно, было не в этом, в чем-то ином, о чем она пока говорить не хотела. Да и родители не проронили ни слова, когда мы вдвоем их снова посетили, через три недели после первого визита. Речь заходила о чем угодно, от футбола, где «Асбест» занимал твердую вторую строчку и уверенно шел к выходу из второй лиги в первую, до природоохраны. Я, помнится, еще у Артура спрашивал, едва только пришел в ателье, почему столь странное название у угольного клуба. Оказывается, в тридцатых он был открыт асбестовым заводом, который затем был поглощен и вошел в состав нашего горнодобывающего и перерабатывающего монстра. Сам завод перепрофилировался, теперь в его цехах разрабатывались какие-то современные химические реактивы и соединения. А так же изучались горючие сланцы — благо в окрестностях их хоть исковыряйся. Вот только добыча их пока нерентабельна, проще выкапывать уголь тут и выкачивать нефть на севере. А когда, говорят, к концу девяностых, мир поглотит дефицит нефти, вот и придет время наработкам опытного завода. Да, именно того, что так усердно отравляет каждый день — кроме выходных — самую популярную речку города, в которой полгорода каждое лето плавает и хватает уйму фосфора, серы, нитратов и окислов.

Ближе к августу Оля наконец-то согласилась «расписаться в гроссбухе», как она уничижительно назвала свадебный обряд. В конце осени, когда будет проще протолкнуться в загсе, ведь, в начале самый пик свадеб. Возможно, она поняла мое поблекшее настроение и решила немного подправить его. И право же, ей это удалось. Я сразу с удвоенной энергией принялся и за свою основную работу и за расследование. И если на первой ничего особого не происходило — мы с закройщиком по-прежнему переверстывали на новый лад старые модели из каталогов семидесятых, то мои походы по знакомым шефа потихоньку давали свои плоды, пока весьма скромные и не всегда очевидные. Иногда требовалось понять, что спросил в той беседе не все и либо возвращаться, либо, если имелся телефон, звонить и переспрашивать. Не всегда удавалось последнее, после смерти Артура поминать его, чем дальше, тем меньше находилось желающих. Да, по нему скорбели, но и саму трагедию, по вполне понятным причинам хотели бы уже оставить в прошлым. А тут я со своими вопросами.