Не по сценарию

— Разумеется, — с нахальным вызовом недоросля, подогретым смущением, заявил я. Я был невероятно горд этой немудреной похвалой опытной актрисы, а может быть, даже хотел впечатлить ее еще больше. А по неопытности лет не заметил томных ноток в ее голосе.

— Я могу повлиять на это. Хочешь? Пойдем со мной, расскажу, что можно для этого сделать.

Неправда, что своих целей через постель добиваются только женщины. Успешные дамы имеют не меньшее влияние на судьбы молодых амбициозных мальчиков, даруя покровительство в обмен на молодую горячую кровь. Я, впрочем, в покровительстве не нуждался, но Регина считала иначе, эгоистично возжелав страсти молодого любовника. Мне было пятнадцать.

Вид бесстыдно обнаженного женского тела решил все за меня, ведь я еще не знал, как справляться со своими гормонами. Зато Регина прекрасно знала все о наслаждениях, и порочно атакуя своими руками, губами, плотью, без зазрений совести забрала мою невинность. Первый мой раз был душным, быстрым, влажным и очень неумелым. Но Регина осталась довольна, ведь ее, пресыщенную разными удовольствиями, мало интересовало само соитие. Ей нужна была моя слабость, ее возбуждал сам факт обладания мной, а моя неопытность лишь раззадоривала.

Регина сдержала слово, и мне дали выход. Это был мой первый раз на настоящей сцене. Я играл пажа, и моя роль не предполагала ни слов, ни даже действий, а на сцене я провел не дольше трех минут. Но это сладостное, ни с чем не сравнимое ощущение публики, глядящей на тебя сотнями глаз, навсегда запечатлелось в моем сознании и больше никогда не отпускало. Наверное, с того самого момента я оказался окончательно пленен порочным и загадочным миром театра, и им же насквозь отравлен.

Вспоминая позже свой опыт с Региной, я понимал, что должен благодарить судьбу, ведь актриса, несмотря на возраст, сумела сохранить упругую грудь, тонкую талию и свежесть лица. Мужчина ее возраста, а может даже моложе, нашел бы ее зрелость пленительной и соблазнительной. Но тогда мне, пятнадцатилетнему подростку, Регина казалась старухой, и после я метался ночью в стыдливой горячке, пытаясь ответить на мучивший меня вопрос: «Зачем она это сделала?»

Ответ пришел лишь много лет спустя, когда у меня стало достаточно опыта, чтобы разбираться в подобных вещах. Регина всего лишь испугалась, что молодость от нее уходит. Она хотела с помощью молодого мальчика получить подтверждение, что все еще желанна и молода. Ну и, скорее всего она считала, что насолит моей матери за отобранный успех, если совратит ее несовершеннолетнего сына. Знала бы она, насколько Марьяне было бы на это плевать, узнай она!

Несмотря на разрывающие меня чувства, я получил еще много жарких встреч с Региной, и это были уже осознанные шаги с моей стороны. Я не хотел ее по-настоящему, всей душой, но всего лишь пытался избавиться от той жгучей краски, заливавшей мое лицо каждый раз, когда видел ее бесстыжие улыбки и взгляды, намекавшие на наш с ней секрет. Мне удалось заглушить свой стыд, очень скоро я понял, что случившееся больше не имеет надо мной власти. Ранимая душа ребенка начала покрываться тонкой корочкой цинизма, ограждая и защищая ее от потрясений взрослого мира. И как только я понял, что меня больше не мучают мысли о нашей с ней связи, я жестко и решительно прекратил наши странные, нездоровые отношения, несмотря на то, что Регина пыталась меня удержать и уговорить хотя бы еще на несколько интимных встреч.

С годами циничная оболочка моего сердца лишь утолщалась и крепла, к нынешним годам создав настоящую непробиваемую броню.

Сегодня я снова спрашиваю себя, была ли моя мать хорошей актрисой? И снова отвечу, что да. Но сколь опытной и правдоподобной она казалась на сцене, столь же наигранной, жеманной и глупой выглядела в жизни. Ей ни разу не удалось достоверно сыграть для меня тоску, болезнь или любовь матери к сыну. Марьяна использовала яркие, картинные жесты, уместные лишь в спектаклях, но никак не в быту.

— Арчи, дорогой, мне сегодня так плохо! — жаловалась она в очередной раз, страдальчески хмуря брови и отточенным, выверенным до последнего дюйма жестом, прикладывала запястье ко лбу. — Аннушка обещала мне новый костюм для репетиций. Я должна была сегодня забрать, но не смогла. Так голова болит!

Марьяна обессиленно опадала на своей кушетке, не забыв красиво сложить ножки и расправить на них шелковый халатик. А я уже знал, что выходить в вечернюю метель предстояло мне, и проще съездить к костюмерше домой на другой конец города, чем весь вечер и половину ночи слушать громкие фальшивые рыдания и упреки в моем бессердечии.