Не по совести

В тревожном ожидании и полном неведении прошел весь следующий день и сменившая его ночь; переживая за подругу, «работать» никому не хотелось, и «заказы» не принимались; с сердцем, сжимавшимся от охватившей его жути, каждая ожидала, когда же в итоге Анжелика проснется и просветит всех остальных в суть той ужасной проблемы, что случилась пока только с ней, но, всей видимости, способной коснуться и любую из этой распутной четверки. Но, как принято утверждать, жизнь не стоит на месте – вот так же постепенно прошло и то время, что было отведено пострадавшей на сон, а значит, можно было попытаться выяснить, что же с ней все-таки приключилось. Итак, в отделение, куда Гордееву перевили продолжать лечение, Азмира прибыла не позднее девяти часов следующего утра́, наступившего аккурат через сутки, прошедшие с того момента, когда ее обнаружила; «подмаслив» санитаров деньгами, она, невзирая на общее расписание, смогла «выбить» посещение сразу, и, скажем так, в удобное себе время. Странное дело, но ее, даже вопреки, казалось бы, столь раннему времени, уже немного опередили: в тот момент, когда она появилась, возле измученной девушки уже находились двое оперативных сотрудников, непременно желавших знать, что же именно стало истинной причинной такого ее страшного состояния. Между тем, как бы они не старались, никакие ухищрения полицейских не действовали, и та держалась достаточно стойко: Анжелика отчетливо помнила пожелания Кости-киллера, особенно в той их части, когда он при расставании жестко заметил, что если она вдруг наведет на его след (ну, или хотя бы Слона), то «сделать звонок другу» он ей впоследствии возможности больше не представит, напротив же, сделает так, что после такого чудовищного предательского поступка искать ее будет уже негде, так как тело «продажной шлюхи» будет разбросано по всей огромной Ивановской области; все эти чудовищные угрозы, небезосновательные, небеспочвенные, а главное вполне осуществимые, прочно отложились в растревоженной памяти избитой путаны, поэтому она отчаянно не хотела признаваться как в истинных причинах ее мучений, так и, конечно же, в том факте, кто в итоге к ним оказался причастен. Полицейские «бились» с ней уже более часа, но так ни к какому удовлетворительному консенсусу прийти не смогли: пострадавшая настойчиво старалась их убедить, что виновата сама, а соответственно, обвинение выдвигать никому не собирается, ссылаясь на то объективное условие, что якобы упала с очень высотной постройки; но и оперативники оказались отнюдь не дураки и, принимая во внимание многочисленные травмы разностороннего свойства, настаивали на правдивом ответе (сейчас же они, раздраженные, как раз требовали уточнить: «Сколько именно раз она упала, а главное, зачем – черт возьми! – снова и снова поднималась на эту высотку?») Наконец, Гордеева, измученная и общим болезненным состоянием, и непрекращающимся допросом, разразилась безудержными рыданиями и забилась в истерике, да так настойчиво сильно, что в эту чрезвычайно затянувшуюся беседу вынужден был вмешаться лечащий доктор, убедительно пожелавший, чтобы его пациентку оставили на какое-то время в покое.

Успокаивать измученную девушку допустили только Тагиеву, которую, как нетрудно догадаться, призвала сама Анжелика; подруга вошла и, едва лишь они остались вдвоем (посовещавшись всем небольшим коллективом, было решено организовать больной отдельное помещение, проплатив за него необходимую сумму), вопросительно уставилась на избитую девушку, терпеливо ожидая, когда та в конце концов начнет рассказывать, что же явилось истиной причиной ее неимоверных страданий; может показаться удивительным, но почему-то она была абсолютно уверена, что услышит именно ту горькую правду, в какой и так нисколько не сомневалась. Чтобы подтолкнуть «сменщицу» к откровенной беседе, посетительница сама навела ее на нужную тему.

– Это был Костя-киллер со своим звероподобным товарищем? – беззастенчиво спросила она, нежно двумя руками держа пострадавшую за ладонь. – Они с тобой это сделали – ведь так? Я не ошиблась?

– Да, – чуть слышно отвечала Гордеева, наполнив глаза неприятной жидкостью, отличавшейся солоноватым вкусом и жгучим оттенком, – Это были они, и, поверь «сестричка», я никогда не думала, что люди могут вести себя так жестоко, – сказала она обычным голосом, а затем, понижая голос до полушепота, еле слышно добавила: – Они даже похоже кого-то убили – с чем мое предположение связано? – в общем, – она оглянулась, словно боялась, что их смогут подслушать, – я слышала возле сарая стрельбу, а потом удары жесткого избиения, где пострадали, уж точно, совсем не те, кто меня потом мучил.

Напуганная до полусмерти, девица так и не решалась произнести вслух имена обоих преступников, предпочитая заменять их подходящими по смыслу словами. Тагиева между тем пыталась услышать причину, побудившую их к такому жестокому поведению, хотя (если бы иметь возможность прочитать ее мысли), она и на этот вопрос прекрасно знала ответы, но все же с тревожной настойчивостью спросила: