Мой старший брат обо мне позаботится, и от этого впервые за долгое время я чувствую себя в безопасности. Но по мере того как мы спускаемся вниз по лестнице, горло мне все сильнее сжимает паника.
Стоит мне вернуться назад, и он сделает все возможное, чтобы я больше никогда не смогла уйти.
Анна
Мне кажется, что в последнее время я только и делаю, что трясусь. Трясусь от страха, от ярости, от недосыпа и от бензодиазепина, который помогает мне сохранять спокойствие. Я отвожу взгляд от больницы по ту сторону ветрового стекла, высыпаю на ладонь две желтые таблетки и глотаю, запивая водой.
На все воскресенье я погрузила себя в прерывистую медикаментозную кому. Мне снился Зак, я кричала ему с такой силой, что просыпалась от этого крика, и на меня раз за разом наваливалась та же боль. Потом я глотала таблетки и снова засыпала. Я и сейчас в полусонном состоянии.
Телефон похитителей молчал, но я знаю, что они за мной следили. Как только я вырывалась из тумана, в который погружали меня таблетки, я чувствовала взгляд камер, покалывающий мне кожу.
Я смотрю на свое отражение в зеркале солнцезащитного козырька. На мне белая блузка и аккуратные черные брюки, как будто это всего лишь очередной понедельник, но если присмотреться, то видно, как волосы безжизненно свисают мне на плечи, что они заметно поредели из-за того, что я их постоянно выдергиваю. Даже под слоем косметики видно, что кожа у меня уставшая, бледная. Белки глаз порозовели от постоянных слез.
Никто не должен заподозрить, что что-то не так. Я должна быть сильной, спокойной. Непроницаемой. Я бросаю последний взгляд на женщину в зеркале, вижу, как ее взгляд становится жестким, и закрываю козырек.
Делаю глубокий вдох и вылезаю из машины.
Я захожу в отделение, прислушиваясь к знакомому шуршанию моей формы и мягкому постукиванию сабо. В любой другой день я бы занялась обычными делами не раздумывая, но сегодня от меня требуются все мои силы, чтобы выдавливать из себя улыбки и приветствия. Последние остатки самоконтроля я трачу на то, чтобы не выдать своей лжи.
Я добираюсь до поста медсестер и встречаюсь взглядом с Вэл. Она коротко кивает в сторону постелей больных, туда, где возле моего пациента стоит доктор де Силва.
У меня опускается сердце.
– Это еще почему?
– Не знаю, – отвечает она. – Вы слышали про Марго?
– Что такое?
– Это она воровала из шкафчиков. Ее уволили в субботу, увезли в полицию.
– Господи. Вот уж никогда бы не подумала.
Это ложь. Конечно, подумала бы. Я вспоминаю, как она несколько раз пыталась подружиться со мной в раздевалке, видимо, чтобы отвлечь внимание от моего шкафчика или заручиться моим доверием, если ее начнут подозревать. Умная девочка. Но недостаточно умная.
– Доктор де Силва объяснил как-нибудь, почему теперь работает с моим пациентом?
– Нет, просто попросил его историю болезни. Он в жутком настроении.
– Спасибо.
Я подхожу к доктору де Силве как раз, когда он отворачивается от пациента и ставит галочку в документе на планшете. На моем планшете.
– Доброе утро.
Он поднимает глаза и сразу краснеет.
– Анна, доброе утро.
– Мы что, меняемся пациентами? Я знаю, что делать одно и то же каждый день скучновато, но это что-то новенькое.
Он даже не пытается засмеяться. От его жалости у меня начинают пылать щеки.
– Думаю, вам лучше поговорить с Домиником.
– Мне стоит волноваться?
Он делает нерешительную паузу, не поднимая глаз от планшета.
– Просто зайдите к нему в кабинет, когда будет возможность.
Я заставляю себя улыбнуться и разворачиваюсь, направляясь к дверям отделения. Вэл провожает меня взглядом.
Доминик пришел в ужас, когда услышал о смерти Ахмеда. Я вспоминаю, как он изменился в лице, он, видимо, сразу представил себе кучу проблем: какой эффект смерть члена парламента окажет на репутацию больницы, на
Я добираюсь до двери его кабинета и нерешительно стучу.
– Войдите.
Я захожу, и, когда он поднимает на меня глаза, его нахмуренный лоб разглаживается.
– Анна. Доброе утро.
– Доброе утро, Доминик.
Я прохожу к его столу и сажусь. У него вокруг глаз круги – он явно плохо спал. Интересно, что можно сказать по моему внешнему виду.