(Не) люби меня

Я опомнилась только тогда, когда она уложила меня на перину, подоткнула одеяло и стала гасить свечи металлическим колпачком и длинной ручке.

— Отдыхайте, а я подремлю в кресле, — говорила она нараспев. — Если что-нибудь понадобится — смело мне говорите.

— Помогите отправить прошение на развод Великому Понтифику, — сказала я с бьющимся сердцем. Только бы она согласилась тайно отправить мое послание, а в прошении я бы сообщила, что творят со мной в королевском замке — оплоте нравствености. — Обещаю, что я отблагодарю вас за доброту.

Девица вздохнула, опуская колпачок, и покачала головой:

— Не питайте иллюзий на мой счет, леди Верей. Я здесь, чтобы оградить вас от вашего семейства, а не помогать вам с побегом. Королева знает, что король велел мне быть рядом с вами, и знает, по какой причине. Она тоже разгневана тем, как Вереи ведут себя по отношению к вам. И ей еще не известно, что муж вас ударил.

Но как по мне, то вы сами виноваты.

— Я виновата? — мосты надежды, которые я уже мысленно возвела, рассыпались в прах.

— Если бы вы уступили его величеству и пожаловались на леди Бригитту и лорда Жозефа, — продолжала Ланвен невозмутимо, — он бы давно наказал их, и избавил вас от их присутствия. Все знают, что король сходит от вас с ума, так использовали бы его страсть в своих целях, а не строили из себя мученицу… любуясь на синяк.

Она посмотрела на меня и немного смягчилась, подошла поправить подушку и поменяла примочку.

— Признаться, я думала, что вы нарочно распаляете короля, — сказала она, присаживаясь на край кровати. — Но теперь вижу, что вы просто маленькая, наивная девочка, впервые узнавшая, что такое жизнь. Позвольте дать вам совет…

— Я не нуждаюсь в ваших советах, — сказала я поспешно.

— Ая его вам все-таки дам, — сейчас она глядела на меня почти с сестринской нежностью. — Вам досталось огромное сокровище — красота. Не закапывайте его в землю, не позволяйте разворовать грабителям. Используйте свою красоту для собственной выгоды, на погибель другим, чтобы когда ваше природное сокровище иссякнет, у вас осталось сокровище земное — в золоте, и вы могли бы жить достойно, не бедствуя, и ни от кого не зависеть. Таким дурнушкам, как я, можно лишь мечтать о вашей судьбе. И как же мы злимся, когда видим, что кто-то стоит под золотой яблоней, но слишком горд, чтобы тряхнуть ствол. Король все равно добьется своего, если… уже не добился. — она заглянула мне в лицо, и, встретив мой гневный взгляд, грустно усмехнулась. — Это всё равно вопрос времени. И хорошо, если его страсть не уступит место равнодушию, а то и ненависти. Вы играете с огнем, глупая девочка…

Ее слова вливались в мои уши, как яд, как и кроткие речи королевы. Не надо ли мне уступить королю, чтобы воспользоваться его страстью и наказать Вереев, погубивших меня. Но что-то противилось во мне, что-то мешало поплыть по течению.

— Я вас не убедила, — вздохнула Ланвен. — Но каждый сам хозяин свой судьбы. Мне досадно видеть, как вы загоняете себя в ловушку, но вы мне нравитесь. Обещаю, что буду исполнять свои обязанности со всей прилежностью, и не позволю больше вашей противной свекрови и вашему слизняку-мужу вас обижать.

Мурлыча песенку она разожгла жаровню, бросив на решетку пару веточек розмарина, подогрела вино с пряностями и налила ароматный напиток в большую фарфоровую кружку.

— Отдыхайте, — сказала она почти ласково, поставив кружку на столик рядом с кроватью. — Раз решили сопротивляться до последнего, то набирайтесь сил.

Несмотря на признание девицы Кадарн, что она служит лишь королю и королеве, и помогать мне не намерена, я прониклась к ней приязнью и благодарностью.

Она не позволяла леди Бригитте и слова сказать в отношении меня, и служанки теперь ходили по струнке, не смея даже посмотреть в мою сторону.

Первый день я лежала в постели, не желая никого видеть. Ланвен выпроводила и леди Бригитту, которая по своему обыкновению заявилась утром в сопровождении служанок, а потом выпроводила и самих служанок, распорядившись принести завтрак в комнату.

Я не хотела есть, но Ланвен уговорила меня съесть одну ложечку, потом другую, намешала меда в молоко, чтобы было сытнее, и заставила выпить. Она возилась со мной, как с ребенком, не надоедая болтовней, но постоянно отвлекая от грустных мыслей.

Да, она правильно поняла — я лежала в постели вовсе не от слабости после удара Жозефа. Боль от предательства близкого человека была сильнее телесной боли.

Сначала мне казалось, что мир рухнул. Разлетелся на мелкие осколки. как и мое сердце. Всё, во что я верила, что держало меня над бездной — всё исчезло. И теперь я была совершенно одна — против короля, охваченного болезненной страстью, против свекрови, толкавшей меня к нему в постель, а потом называвшей меня шлюхой. И против мужа, который клялся любить меня до самой смерти, которому я без оглядки подарила саму себя, отказавшись от прежней жизни.

Слишком щедрый подарок, как оказалось.