Не лги мне

– Спасибо, Элла. Ступай.

Энсли раскрыл папку и подтолкнул ко мне:

– Вот, полюбуйся.

Я посмотрела на записи бухгалтерского учета и нахмурилась. Затем изучила толстую стопку бумаг, которые оказались копиями чеков и счетов из «Магнолии-Оукс», выписываемых на протяжении нескольких лет.

– Почему вы оплачиваете дом престарелых бабушки Тресси, если ненавидите ее и считаете, что она лжет о своем психическом расстройстве?

Энсли пролистал страницы и ткнул в таблицу:

– В четырнадцатом году я три месяца не платил по ее счетам.

Просмотрев данные, я кивнула:

– Вижу.

Энсли вынул бежевый конверт, извлек толстую стопку бумаг и разложил их передо мной. Я непонимающе уставилась на список телефонных звонков:

– Что это?

– В эти три месяца она звонила мне и моей жене каждый божий день, по нескольку раз, капая нам на мозги. Когда это не сработало, принялась названивать моим детям.

Вот так новость! Бабушка Тресси? Я и представить не могла, что ей хватило бы злобы или трезвости ума на методичную мстительную кампанию против бывшего мужа. Возможно, она умоляла его вернуться домой или…

– У меня есть текстовая распечатка по каждому звонку, – сообщил Энсли, словно прочитав мои мысли, затем пролистал бумаги на столе и стукнул костяшками пальцев по нужному листу: – Они начинаются с этой страницы.

Я послушно принялась читать.

«Сволочь! Ты бросил меня в самую тяжелую минуту. Как ты мог забыть о нашем сыне? О нашей совместной жизни? Теперь плати! Я не позволю тебе забыть. Мне плевать, сколько у тебя детей. Ты принадлежишь нам с Джексоном. Навсегда».

Тот же посыл разными формулировками передавался и в остальных текстах. Особенно мерзкими были звонки детям Энсли: бабушка заявляла, что отец никогда не любил их так, как своего первого ребенка, и в его глазах они всегда будут лишь жалкой подменой.

– Поверить не могу… – пробормотала я наконец. – Так не похоже на бабушку Тресси…

– О, это именно она, во всей красе. На самом деле никто не знает, что за женщина скрывается за улыбками и загадочной внешностью, которую она так любит демонстрировать. В душе она сущий дьявол.

– Вы когда-нибудь обсуждали с адвокатом подачу иска о вымогательстве?

– Разумеется. Именно поэтому я и сохранил тексты. Но в конечном итоге удовлетворять ее требования обойдется дешевле, чем ввязываться в судебные тяжбы. Кроме того, не хочу, чтобы моя семья и дальше страдала от ее выходок.

– Уму непостижимо! Такие гадости… Может, кто-то другой воспользовался бабушкиным телефоном без ее ведома?

– Я знаю ее голос.

Ну разумеется, он знал голос своей собственной бывшей жены. Я откинулась на спинку стула, не в силах вымолвить ни слова. Наконец мне удалось вновь взять себя в руки:

– Неудивительно, что вы уехали из города посреди ночи… Не представляю, как вы жили с ней все те годы.

– Со временем становишься безразличным, обрастаешь своеобразным панцирем. Я даже не осознавал, насколько был несчастен, пока не уехал и не начал жизнь заново.

– Мне жаль. И не хочется причинять вам еще больше боли. Но вы очень помогли бы мне, если б рассказали о Джексоне. Произошло аналогичное убийство и… – Я вздохнула: – Мне просто хочется обезопасить себя и свою семью.

Нет необходимости делиться моими подозрениями о том, что оба убийства связаны с Кормье. Кто знает, может, и Энсли скрывает некую тайную сторону, почище, чем у бабушки Тресси. В конце концов, он ссорился с сыном, мог убить Стрикленда из мести, а мне присылать угрозы, чтобы не задавала слишком много вопросов о прошлом и о частном усыновлении – он-то наверняка знал, что происходит.

Энсли печально посмотрел в окно:

– Джексон был милым ребенком. По крайней мере, так сперва казалось. Мы с Тресси души в нем не чаяли. К школьному возрасту он начал плохо себя вести, а со временем становилось только хуже. У нас не было домашних питомцев, потому что Джексон жестоко относился к животным. Он дрался с другими детьми, с ним никто не хотел дружить. Годам к тринадцати он совсем отбился от рук – перестал слушаться, постоянно перечил; оценки так скатились, что я боялся, как бы его на второй год не оставили. Мы установили комендантский час, однако он приходил и уходил, когда ему вздумается. Мы умоляли его исправиться и даже пытались подкупить – все без толку. В конце концов у меня лопнуло терпение, и я записал Джексона в военное училище. Когда я велел ему собирать вещи, мы разругались.

Энсли замолчал и проглотил ком в горле.

– Что произошло? – тихо спросила я.

– Он заявил, что хочет бросить школу и устроиться на работу. Я ответил, что хорошую работу без аттестата о среднем образовании не найти. Он же утверждал, что никакое образование ему не надо и он уже умеет зарабатывать. Я сказал, что у него нет ни принципов, ни амбиций, а он только рассмеялся. «Думаешь, я целыми днями хочу вкалывать? Это для неудачников вроде тебя».

Энсли на мгновение прикрыл глаза.