Не ее дочь

– Прощаться? – удивленно переспросила Эмма с забавной интонацией.

– Ну, на самом деле говорить «до свидания». Так выражаются, когда люди уезжают.

Она встала и опрокинула ведерко, тяжелая серая галька высыпалась на голые ступни.

– Вроде как мы прощаемся с банановой шкуркой.

Я искренне засмеялась, а она попрощалась с каждым своим камушком.

Она поднимала каждый камушек двумя пальцами и покачивала.

– Можно мне забрать вот этот? Я назову его Пачкуля.

– Конечно, можно. А почему Пачкуля?

– Потому что если прижать его к земле, он оставляет следы, как мелок.

– Веская причина.

Я обняла ее за обласканные солнцем плечи, и золотистая россыпь веснушек напомнила о том, как проводила летние месяцы в детстве я.

– Фух, я так устала, – сказала Эмма и побрела по склону к дому, пустое ведерко покачивалось в одной руке, а в другой ладошке она крепко сжимала Пачкулю.

Я погладила ее по голове. Корни волос были влажными, и я напомнила ей, что нужно переодеться, прежде чем мы погрузим вещи в машину. Мы соберем вещи, приготовим ужин, а выедем завтра на рассвете.

Я словно горевала по тому, что оставляю здесь. Как легко было бы тут обустроиться, влиться в местную общину, ходить по магазинам, иногда заниматься садом, учить Эмму дома и без конца путешествовать.

И это по-прежнему возможно, хоть и не здесь. Рядом с этим домом ничего не выйдет, пусть мы и далеко от Портленда. Хотя я как-то умудрялась работать – отвечать на звонки и имейлы, выполнять заказы – моя команда начала дергаться. Это не может длиться вечно. Они заслуживают большего.

Я точно не знала, что будет дальше. После Итана и его угроз, после того как я бросила работу и увидела, на что способна, после того, как отбросила все доводы рассудка.

– Сара! Иди сюда!

Эмма пыталась открыть раздвижную дверь, я улыбнулась и потрусила к ней, по пути чуть не потеряв босоножку. Я вошла вслед за Эммой в дом и бросила ее вещи на пол. Повернулась, закрыла стеклянную дверь и заперла ее. В последний раз. Больше никакого послеобеденного сна. Никаких вылазок после заката. В горле встал комок. Я моргнула, выдохнула и проглотила его. Не здесь. Не сейчас.

* * *

Днем мы заехали в магазин «Красота от Салли» и купили краску для волос, ножницы и резиновые перчатки. Я оставила Эмму в машине, за тонированными стеклами, с включенным кондиционером и запертыми дверями. В магазине я провела всего две минуты. Я покрасила волосы в подвале, и Эмма завороженно и немного испуганно посмотрела на мое изменившееся лицо. Она что-то выкрикнула, пока я сушила волосы. Я выключила фен.

– Что ты сказала?

– Тебе нравится?

Я посмотрелась в зеркало. Я никогда не была блондинкой и не могла не подумать о новой подружке Итана.

– Я выгляжу… по-другому. – Я провела рукой по стриженым локонам. – А тебе нравится?

– Еще как!

Я взяла ножницы.

– Хочешь, чтобы мы были похожи на близняшек?

Она кивнула и радостно запрыгала, а я обрезала свои волосы выше плеч. Потом собрала их в пакет для мусора.

– Хочешь выглядеть так же?

– Да!

Я открыла второй тюбик краски.

– Высветлим тебе волосы, и они будут выглядеть как мои. Только скажи, если будет жечь, хорошо?

– Жечь?

– Ну, иногда кожу может немного щекотать, но не должно.

Я покрасила ей волосы краской без перекиси.

Эмма села на край раковины.

– А почему краска фиолетовая? Ой, ой, ухо горит!

Я вытерла ей ухо полотенцем и подула на волосы.

– Еще несколько минут, ладно?

Я смыла краску раньше времени и поставила Эмму под душ, чтобы как следует промыть волосы. Теперь она превратилась в настоящую блондинку. Мы посмотрелись в зеркало. И были похожи на маму и дочку.

– Мне нравится. Я похожа на тебя, – сказала Эмма.

– А я – на тебя.

Остаток дня мы убирались в доме. Я сложила завтрак, обед и легкий перекус в контейнеры и сунула их в холодильник.

– Тебе грустно оттого, что мы уезжаем? – спросила я.

– Угу.

– А по чему ты будешь больше всего скучать?

Она задумалась, наморщив губы и барабаня пальцем по подбородку.

– Больше всего я буду скучать по звездам и озеру Фейри.

– Серьезно? Я тоже.

После раннего ужина Эмма убедила меня в последний раз поплавать на каноэ. Мы скользили по воде, Эмма свесила ноги через борт лодки, а я гребла против течения. Потом Эмма помогла мне затащить каноэ в лодочный сарай на берегу: последнее, что надо было сделать перед отъездом. Большая серебристая лодка громыхала по камням и корням. Эмма изо всех сил навалилась на каноэ и пукнула от натуги.

– Это то, что я думаю?

Она рухнула на каноэ в приступе смеха, схватившись ладошками за живот. Белокурые волосы налипли на щеки.

– Не смеши меня! Иначе я не смогу затащить лодку!

Я остановилась. Она снова пукнула, и еще раз, и под этот трубный звук мы подтащили каноэ к сараю. Когда я наконец перевела дыхание от смеха, то задвинула каноэ ногой через открытую деревянную дверь. Предплечья ныли от усилий.

– Ну вот. Теперь осторожней.

Я перевернула лодку, стукнув острым краем по лодыжке. Ногу обожгло болью. Я присела, чтобы ее осмотреть. Под кожей налилась твердая шишка.

Эмма присела рядом и подула на ссадину.

– Больно? Принести пластырь?