Не доверяй незнакомцу

При мысли о том, что видел мальчик, что ему пришлось пережить, Грэм чувствовал, что его голова готова взорваться от ярости.

Он должен быть свидетелем.

Грэму и в голову не приходило, что его сын мог разделить судьбу Холли. Нет. Он не мог умереть. Грэм слишком любил его.

— Сэмми! — крикнул он, распахнув дверь его спальни.

Обычный бардак: кусочки «Лего», роботы-трансформеры, мелки и краски валялись, разбросанные, по полу. Но ничего этого Грэм даже не заметил. Все, что он видел, — это кровать с темным пятном посередине.

Нет. Нет! О нет!

Он сразу же понял, что это кровь. Теперь она покрывала его руки и грудь. Кровавая пелена застилала глаза.

— Доктор Грэм Кэллоуэй! — раздался холодный, властный голос за его спиной. — Поднимите руки. Так, чтобы я их видел.

Ничего не соображая от горя, Грэм поднял руки, положил ладони на затылок и медленно повернулся.

— Они мертвы, — сказал он офицеру в синей форме. — Холли и Сэм умерли. Вы опоздали.

Слова, за которые он впоследствии не раз проклинал себя, вылетели прежде, чем Грэм сумел их сдержать. Это было последнее, что он произнес, находясь в доме.

— Мне что, затащить тебя туда силой?

Голос Дэйва сразу вернул его в настоящее.

— Нет, — ответил Грэм.

— Тогда давай двигай ногами.

— Ты не собираешься сначала снять с меня наручники?

— Я не могу этого сделать.

— Скажи мне правду, — устало выговорил Грэм. — Ты ведешь меня туда только затем, чтобы передать прямо в руки Майклу Фергюсону, или потому, что есть хоть малейшая надежда спасти девушку, которую я люблю?

Дэйв заколебался, и это сказало Грэму даже больше, чем слова.

— Я хочу и того и другого.

— Но это невозможно.

Дэйв с беспокойством взглянул на дом.

— У меня нет выбора, Грэм.

— Выбор есть всегда.

Лицо Дэйва исказилось от гнева.

— Я знаю, что ты думаешь. Что эти четыре года были трудными для тебя. Но, знаешь ли, я в тот день тоже кое-что потерял.

Грэм потряс наручниками.

— И что же ты потерял, Дэйв, по-твоему? Может, свободу?

— Если хочешь знать — да. Я действительно потерял свободу. Все в управлении знали о нашей дружбе. Меня ни разу не повысили. Ни разу не дали ни единого шанса проявить себя.

— И ты винишь в этом меня?

— Моя карьера пошла к черту, когда умерла Холли.

— Твоя карьера пошла к черту в тот день, когда ты пришел работать в полицию, Дэйв. И если бы я не стоял у тебя за спиной и не вытаскивал из всех заварух, что ты устраивал, ты давно бы уже был второсортным преступником, а не второсортным копом. Ах, прости. Вырвалось.

— Да, я пару раз сделал неправильный выбор. Но сейчас пытаюсь сделать правильный.

— Каким же образом? Приведя меня сюда в наручниках?

— Если я сниму с тебя наручники, мы не попадем внутрь.

— И что дальше? Мы войдем, и ты скажешь, что я должен передать ключи от наручников Фергюсону? А потом подашь ему его пистолет или что он там использует, чтобы пристрелить меня? — Грэм осознал, что перешел на крик, глубоко вздохнул и постарался успокоиться. — Я думал, что ты тоже ее любил.

— Да, я любил ее. Мы можем перестать говорить об этом и войти внутрь?

Грэм покачал головой:

— Нет уж. Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь, почему вдруг переметнулся на другую сторону? Почему ты стал помогать человеку, который убил Холли?

— Он не тот, за кого ты его принимаешь.

— Теперь ты его защищаешь? Да, черт возьми, Дэйв! Ты любил ее. Поэтому я не злился на тебя за это. Так зачем ты все это делаешь?

— То, что было между Холли и мной… это не то, что ты думаешь, — тихо сказал Дэйв.

— Тебе совершенно незачем сейчас врать.

Дэйв громко вздохнул:

— Она была моей сестрой.

Это было последнее, что Грэм ожидал услышать.

— Твоей… как ты сказал?

— Моей сестрой.

— Нет у тебя никакой чертовой сестры.

— Теперь нет. Но была.

— Объясни, — потребовал Грэм.

— Не думаю, что тебе понравится то, что ты услышишь.

Однако Грэму хотелось ясности.

— Объясни, — холодно повторил он.

Дэйв снова вздохнул:

— Когда умер мой отец, он оставил тебе кое-какие наличные на колледж. И хотя ты не был его сыном, я это принял. Между вами возникла особая связь, особые отношения, и я это уважал. Но мне он оставил немного другое наследство, Грэм. Письмо, в котором признавался, что он мне не настоящий отец, что у моей матери был роман с местным политиком и все такое. Имени политика он не назвал. И велел мне не рассказывать об этом никому на свете. Но это мучило меня. Меня ни на секунду не покидала мысль о том, кто же произвел меня на свет на самом деле. Ты же помнишь, каким я был, когда папа умер.

Да, Грэм помнил. И всегда считал, что Дэйв покатился по наклонной именно из-за смерти отца. На самом деле так оно и оказалось.

— Как ты узнал, что это Генри? — спросил он.

— Вскоре после того, как вы познакомились с Холли, ты представил нас друг другу, и… я просто почувствовал, что это он. Что-то такое было в его глазах, манере держаться. Он напомнил мне меня самого. А когда я спросил его об этом напрямую, Генри даже не стал этого отрицать.

— Так что ты сделал, начал его шантажировать?