«Необучаем» — такой вердикт вынесли специалисты и тем самым обрекли ребёнка на домашнее заточение. Бабушка была слишком больна, чтобы бороться за него. Правда, имелась сестра, которая, накрасив губы оставшейся от непутёвой матери помадой, сунув ступни в её туфли на шпильках, перевоплощалась в учительницу Елену Сергеевну. Увы, её трудный ученик никак не мог уразуметь, почему буква, обладая именем, напрочь забывает о нём, когда становится в ряд с собратьями, более того, она даже не отзывается на него при перекличке.
Сестра старалась. Порой чрезмерно. Однако значки на кубиках продолжали безмолвствовать.
Припомнив все эти обстоятельства, отец Авель осознал, какую неподъёмную ношу возложил на келейника. Только и осталось, как снова воззвать к Отцу Небесному:
— Господи, помоги!
И словно в насмешку вместо членораздельных звуков из Юрочкиного рта послышалось фырчанье. «Ну прямо лошадь с монастырской конюшни!» С видом мученика юноша вернул листок, а больной предпринял очередную попытку рассмотреть строчки. Тщетно! Ибо тараканья парочка дала потомство: теперь их было трое.
— Бого
— Юрочка, что ты делаешь?
Тень ответно колыхнулась:
— Вы меня не зна-а-а-ете. Зато вам должен… быть знаком Вован.
«Господи, он что, читает?»
— Де
«Понятно. У сидельца грядёт освобождение, а места, где можно перекантоваться, на примете нет. Будет о пристанище просить».
— Тубик основательно пог
«Господи, это же про того зэка. Как же его там звали?»
— Дай мне письмо! — повелел отец Авель. Чтец молча повиновался.
Слава Господу! Всемогущая длань смела назойливых насекомых! Слова стали опознаваемы.
Упоминание про загубленную душу всколыхнуло старческую память и пошла-поехала целая нарезка картинок — эпизодов — про то лето, когда был он ещё при сане, в здравии и силе, полон надежд и упований.
Отец Авель, привстав на постели, отдал очередное распоряжение:
— Двигай-ка, брат мой Георгий, снова в оранжерею. Попроси ещё цветочков.
Обращение «брат мой Георгий» (имя, с которым Юрочку предполагалось постричь в монахи) означало, что действовать следует незамедлительно, не вступая в препирательства, к которым келейник в последнее время стал склонен.
Второй букет вышел тоже отменный. Хотя и состоял из одного-единственного цветка. Зато какого! — Алая роза!
Завсегдатаями площади у «Триады» она была оценен по достоинству. Впрочем, как и Эмилины георгины.
Отец Авель, рискуя пораниться шипами, крепко сжимал стебель тремя перстами, пока Юрочка тащил его на крыльцо избы Колдомасовых. На их счастье хозяйка оказалась дома, но просьбу нагрянувших посетителей выслушала настороженно.
— Вы уверены, отец Авель, что это…хм…этично?
— Насколько мне известно, вы коллеги со Светланой Михеевной?
— Ну да, до отъезда в Москву она вела кружок, но…
— К тому же Василий Беспоповцев ваш ученик.
— Я вас очень уважаю, как служителя церкви, но…
— Сделайте это ради вашего будущего коллеги. Ведь предложение поучаствовать в деятельности клуба «Юный краевед» остаётся в силе?
— Без всякого сомнения, отец Авель! — с жаром отвечала зауч. — Давайте мне вашу розу?
МОНАХ НАВЕЩАЕТ БОЛЬНУЮ
Подношению хозяйка обрадовалась.
— Мне никто не дарил раньше… — пояснила она, но узнав, от кого роза, помрачнела.