Наживка для вермахта

– Об этом я уже подумал, – ответил разведчик. – Надо взять румынскую винтовку и отпилить у нее ствол. Получится обрез, который я могу незаметно положить рядом с водительским сиденьем. Я не думаю, что немцы дойдут до таких тонкостей, что станут проверять, из обычной винтовки стреляли или из обреза.

– Думаю, вряд ли, – согласился полковник. – Тогда… тогда действительно все вопросы решены. Значит, тебе нужен гад, по которому виселица плачет?

– Да, желательно, – кивнул Шубин. – Какой-нибудь эсэсовец. Найдется такой?

– Будем искать, – пообещал начальник разведслужбы. – Сейчас дам команду, и будем искать. Думаю, к утру найдем.

– А пока найдите мне румынскую берданку, – попросил Шубин. – Обрез я сам сделаю, какой мне удобно.

– Никаких проблем, – сказал Уколов. – Вон видишь сарай за нашим штабом? Вот тебе ключ от этого сарая. Там куча всякого трофейного оружия, в том числе румынского. Ты знаешь, какими винтовками вооружены их солдаты?

– Знаю, конечно, – кивнул разведчик. – Я, когда мне показывали их войска, на все смотрел, в том числе и на оружие. Разберусь.

Он взял ключ и пошел на склад. Там подобрал нужную винтовку, коробку патронов. Потом пошел к тыловикам, на склад боеприпасов, и выпросил у них напильник. Сел в тенечке, пристроил вражеское оружие между двух камней и принялся пилить. Процесс был утомительный и занял два часа. Но спустя два часа Шубин имел удобный обрез, который легко можно было пристроить сбоку от сиденья. Потом разведчик еще некоторое время репетировал сцену расстрела «полковника». Неудобно было одно: получалось, что обрез ему придется хватать левой рукой. И стрелять точно в лоб врагу, а потом прострелить и окошко дверцы. Иначе будет непонятно, откуда влетела пуля. И еще деталь: обрез обязательно нужно унести с собой. «И погибнуть мне там никак нельзя, – вдруг сообразил Шубин. – Иначе найдут меня с этим обрезом и всё поймут. И опять весь наш замысел прахом пойдет. Нет, я обязательно должен остаться в живых – это условие входит в наш план “Пакет”».

Возня с обрезом заняла у него весь остаток дня. Шубин его не только изготовил, но и зарядил, и уложил в то место, которое наметил: под водительским сиденьем, но неглубоко, чтобы одним движением было легко достать. Еще раз оглядел «Кадиллак», испытывая сожаление, вздохнул и отправился на ночлег.

А ночью, когда совсем стемнело, Шубин сел писать письмо Кате. Чтобы не пугать девушку, он не стал писать, что он идет на смертельно опасное задание. Просто сообщил, что отправляется на очередное задание. Но не смог удержаться – похвастался, что на задание не пешком пойдет, а поедет в генеральской машине, на какой сам Еременко не каждый день ездит.

Но большую часть письма посвятил описанию своих чувств к девушке. Он писал, что еще никогда так сильно не тосковал в разлуке и так не радовался встрече. И что теперь будет ждать следующей встречи, все равно, где бы она ни случилась: в разрушенном доме, или в медпункте, или в цеху завода «Баррикады». Написал, заклеил, сверху написал адрес и отнес в штаб, где помещалась армейская почта. Вот теперь можно было ложиться спать.

Утром побрился, оделся, сходил в столовую, позавтракал и отправился в штаб. Шел легко, ноги будто сами несли. Но при этом у него было особое чувство – словно видит все окружающее в последний раз и надо успеть попрощаться. Поймав себя на этой мысли, Шубин себя одернул. «Ты это брось! – строго сказал он себе. – Рано тебе прощаться. С этого задания ты должен обязательно вернуться. Иначе и начинать не стоит. Бодрей, Глеб, бодрей! Держи хвост пистолетом!»

Так, подбадривая себя, он вошел в помещение штаба. И первым, кого он там увидел, был сидевший у стены на стуле незнакомый полковник. Это был человек лет сорока пяти, с властным, жестким лицом. Его полковничий китель был тщательно выглажен, на нем сияли два ордена Отечественной войны. Вообще вид у полковника был очень внушительный, и Шубин по привычке уже собрался отдать ему честь. Но тут он заметил двоих часовых, стоявших по сторонам от сидящего военного, и злобное выражение его лица – и тут все понял. Это и был тот «полковник», которого ему предстояло отвезти к румынским позициям.

Тут в комнату стремительно вошел полковник Уколов.

– Ну что, готов? – спросил он, внимательно взглянув на Шубина.

– Я, как пионер, всегда готов, – ответил разведчик и, чуть понизив голос, спросил: – Этот, что ли?

Уколов молча кивнул.

– Он по-русски, случайно, не понимает?

– Отдельные слова понимает, – сказал начальник разведки. – Так что ты осторожней.

– А он из тех, о ком мы вчера говорили? Настоящий шакал или не очень?

– Будь уверен – шакал из шакалов, – заверил капитана Уколов. – И пленных наших расстреливал, и мирных жителей убивал. Так что жалеть его не стоит.

– Про обмен ему объяснили?

– Да, сказали, что обменяют на нашего генерала.

– Что ж, я вижу, что все вопросы решены, – заключил Шубин. – В таком случае можно ехать.

– А ты решил, куда именно поедешь? – встревожился Уколов. – Решил, где будешь проводить этот самый «обмен»?