Назад в СССР 7

Решил я наладить основательный контакт с местным белохалатником. Для агента — подходящая кандидатура. Легко идет на контакт, общительный. Сразу видно, скучно ему тут. Известно, что скучающий болтун — лучшая находка для шпиона.

— Вот только все равно как-то неожиданно Борис Петрович задумал на пенсию сбежать, — продолжал удивляться практикант. — Он специалист высокой квалификации. Я хотел лично у него учиться, радовался, что так удачно направили. А теперь… Придется у Тамары. Она тоже вроде неплохой врач, но злющая, как кобра. Своих детей нет, а в роддоме работает. Может, поэтому и злится? Как вы считаете, Андрей Григорьевич?

— Всякое бывает, — кивнул я.

Откуда мне было знать, что не устраивало здешнюю мегеру?

— А вы что, собственно, хотели? — спросил Берг. — Я вот, честно говоря, всегда хотел работать в милиции. Но по здоровью в армию не взяли. Пошел на врача.

— Странный выбор специализации для мужчины, — улыбнулся я.

— Ничего странного не вижу, — надулся студент. — Если вы не знали, то мужчины-акушеры более внимательны. В силу своей физиологии они относятся к рождению не как женщины-врачи. Более трепетно. Как к некоему таинству.

— Слушай, Гена, давай на «ты»… Вот ты про милицию заикнулся, а ведь у нас есть внештатные сотрудники. Не хочешь пойти? Там здоровье не важно.

В коридоре было тихо, и наши с ним голоса даже не слишком-то громко отдавались эхом от стен. Ощущение было такое, что роддом пустой. Наверное в этом крыле палат не было.

— С повязкой красной на руке хулиганов ловить? — тот испуганно замотал головой. — Нет, Андрей Григорьевич, то есть, Андрей… Добрый я слишком для таких дел. И забулдыгу скрутить не смогу. У меня даже в школе освобождение от физкультуры было. Астма и рахит. И страсть, как боюсь я этих хулиганов. Со школы еще.

— Ты не понял… Вот, есть внештатники, которые по улицам ходят, в рейдах участвуют, в патрулях, а есть, так сказать, негласные. Никто не знает, что они милиции помогают. Понимаешь?

— Ух ты! — очки практиканта заблестели, он даже приосанился. — Это получается, как Рихард Зорге. Шпион?

— Ну, не шпион, а, скажем так — осведомитель. У нас тут в городе странные дела творятся. Мне нужно проверить ваш роддом.

— Как — проверить? — тот непонимающе на меня уставился. — Это вы про то, что роженица на той неделе умерла? Так у нее сердечная недостаточность. Острая. Ее предупреждали, что заводить ребенка опасно. Но она не слушала. Не сама рожала, кесарево делали, но все равно сердце не выдержало. В таких случаях это не вина врача, понимаете, мы тоже не всё можем.

— А кто операцию проводил? — оживился я.

— Так наш завотделения лично. Борис Петрович. С сегодняшнего дня пенсионер уже. А что мне надо делать? Как вам помогать?

— Сообщать мне обо всех странностях, что тут у вас творятся. Вот как, например, сейчас со смертью роженицы. Вот расскажи мне еще про Тамару. Как там ее по батьке?

— Тамару Павловну? — закивал студент. — Я же говорю. Злая она. На место Бориса Петровича метит. К пациенткам относится, как зверушкам каким-то. Свысока смотрит на всех. Никто ее здесь не жалует.

— А как же коллектив ее терпит?

— У нее муж в горкоме. И дядя в Москве где-то — шишка не последняя. Точно не знаю где, но так говорят.

— Отлично, Гена. С первым пробным заданием ты справился на ура. Сейчас запишу фамилию этой Тамары и Бориса Петровича. Больше ничего странного у вас не происходило?

— Да вроде нет, — Гена наморщил лоб и поправил объемный колпак. На маленькой голове он смотрелся особенно большим и даже немного комичными.

Впрочем, было видно, что к здешней униформе Гена привык давно. Не просто так часы отсиживает и ворон за окном считает.

— Точно? Вспоминай лучше. Никто никому не угрожал, не давил? Казусы были какие-нибудь?

Студент прижался к стене острым плечом и чуть нахмурился.

— Без казусов вообще не бывает. Беременные — народ беспокойный, а то ведь есть ещё и мужья, родители. Все чего-то хотят, тревожатся, больных тревожат. Впрочем, это вам не очень интересно. Но недавно скандал небольшой случился, было дело. Недели три назад приходил один мужик и про дочь свою спрашивал. Мол, обращалась или нет к нам.

— Как это? Он не знает, родила его дочь или нет?

— Он просто корпус перепутал. У нас же гинекология впритык с роддомом. Ему туда надо было, в консультацию. Я ему пытался объяснить, что тут стационар и всё стерильно должно быть, а он чуть меня не зашиб и слушать не стал.

— С чего это он вдруг так разозлился?

— Не знаю… Правда, потом обмолвился, что дочери его в живых уже нет.

— Вот как? А как он выглядел? Вспоминай, дружок. Это очень важно. Вот видишь, какой ты молодец, первый день на службе, а уже столько пользы органам приносить начал.

Студент засиял, стекла очков заблестели:

— Выглядел, вроде, обычно. Мужик как мужик. Только видно, что внутри камень. Несгибаемый. И глаза такие странные. Взглядом будто убить может. Никогда такого взгляда не видел.

— Больше ничего не запомнил?

— Нет.

— Цвет волос, рост, особые приметы?

— Больше ничего в глаза не бросилось, — пожал худыми плечами Гена.