— Я так и понял, — многозначительно кивнул оперативник. — Красивая?
Я почувствовал, что даже слегка краснею, так что неожиданно ответил более грубо, чем собирался:
— А тебе какое дело?
— Да так… Ты, когда разговаривал, цвел и благоухал, как розовый куст.
— Светлана Валерьевна замужем, — буркнул я. — Если ты про это. И вообще… Слушай боевую задачу. Есть предположения, что убийца — хирург.
— Не похоже, — замотал головой Вахрамеев. — Слишком уж неумело он кромсал девчушек.
— Согласен, но это могло быть, во-первых — в состоянии аффекта. Или как правильно сказать в таком случае? В состоянии маниакального экстаза. Я в этой психологической ерунде не разбираюсь. А во-вторых, он мог так специально делать. Чтобы не вышли на его след. Был у нас случай в практике, когда профессиональный домушник гвоздодером квартиры вскрывал, хотя мог шпилькой почти любой замок открыть. Мы его, когда взяли, спросили, с какого перепугу он с выдергой на дело ходил. Шуму же больше и следов. Так он знаешь что ответил?
— Что?
— Что в округе на сто верст нет таких специалистов, как он. Если бы он действовал как медвежатник, то мы бы его сразу заподозрили. А так — под дилетанта притворялся.
— И как же тогда вы его взяли?
— Он в одной квартире на сейф напоролся. Такой нахрапом не возьмешь, выдерга не поможет, позарился и применил отмычки по старой памяти. А сейф вообще пустой оказался. Он просто от старых хозяев квартиры остался, новые им и не пользовались. А дальше дело техники. Прошерстили мы по картотеке всех медвежатников, что откинулись и проживали в городе, и вышли на него. Он действительно один такой был.
— Понятно… — Вахрамеев задумался. — Но все равно, человек не — сейф, как-то маловероятно, чтобы преступник притворялся, стоя над трупом. Хотя кто его знает…
— Проверить такую версию надо. Других зацепок пока нет. Короче, Серега. Слушай приказ. Бери людей и дуй по больницам. Собери информацию на всех оперирующих хирургов. Не тех, что на приеме сто лет сидят и мазь Вишневского прописывают, и забыли, как зажим и скальпель выглядят, а именно рабочих лошадок. Особенно в роддоме акушеров.
— Понял, — кивнул оперативник. — Только больниц у нас раз-два и обчелся. Городской стационар, инфекция особняком стоит. Роддом. Ну морг еще есть.
— Точно, — кивнул я. — Патологоанатомов тоже тряхнуть надо. У врачей так бывает, сегодня он хирург, а завтра терапевт или патологоанатом, — я не стал говорить, что даже лично знаю специалиста с такой карьерой. — А в роддом я сам наведаюсь. Кто там рожениц режет? Акушер-гинеколог? Как врач правильно называется?
— Я в таких делах не силен, — пожал плечами Вахрамеев, — я только зубного знаю и терапевта. Тьфу-тьфу, к остальным не приходилось обращаться.
Здание Зеленоярского роддома оказалось на окраине, в небольшом леске, подступающем вплотную к городу. Будто рожениц хотели специально спрятать подальше от городской суеты и шума.
Несмотря на июньскую жару, здесь царила прохлада. Вековые сосны мирно покачивались, отбрасывая пахнущую хвоей и разнотравьем тень на здание из замшелого кирпича.
Странно… Город молодой, а этому «замку» будто сто лет в обед. Сразу видно, что сначала появился роддом, а спустя много лет — город.
Я вошел в тихий крашеный коридор, пахнуло больницей. Меня никто не остановил. Только об этом подумал, как в проеме нарисовался сутулый силуэт в белой мешковине халата. На голове несуразный колпак. Вместо лица — блеск круглых очков.
— Вы к кому? — это оказался парень, хотя издалека сошел бы за угловатую даму.
— Милиция, — я вытащил удостоверение. — Как мне найти заведующего?
— Так нет никого, — развел парень костлявыми руками.
Я глянул на часы:
— Как — нет? Рабочий день в разгаре.
— У нас сегодня день короткий получился. Завотделения на пенсию провожаем. Праздновать все уехали. Остались дежурный врач, акушер и я. Геннадий меня зовут. Берг фамилия.
— Петров, — я нехотя пожал в ответ протянутую руку. — Андрей Григорьевич.
Собеседник мой оказался юн. Поэтому я не сразу разглядел лицо. Зацепиться взглядом буквально не за что. Ни морщинки, ни следов невзгод и прожитых лет. Только острый нос, невнятный подбородок и пытливые глаза за круглыми стеклами очков.
— А тебя почему на гулянку не взяли?
— Я здесь на практике, — вздохнул парень. — Сказали, молодой еще, чтобы взрослые разговоры слушать.
— Ну ничего, выучишься и станешь еще завотделения. Кстати, а ваш что на пенсию-то собрался? — поинтересовался я. — По старости списали?
— Борис Петрович у нас еще ого-го, — охотно стал рассказывать акушер-практикант. — Молодой еще, по врачебным меркам. Мы сами удивились его решению. Сказал, что устал малость. Хочет переехать в деревню.
— Деревня — это хорошо, — закивал я. — Молоко парное, запах скошенной травы, девки веселые, человек с гармошкой, — про навоз, подъем каждый божий день ни свет ни заря и прочих комаров я промолчал, дабы не портить мечтательный настрой собеседника.