Назад дороги нет

Снова ропот, шепотки, но ни одного прямого и открытого взгляда, ничего, что могло бы помочь спастись от увольнения. Мне становится противно, что столько лет держал под боком крыс.

Когда они, собрав манатки, выметаются из клуба, обходим с Роджером помещение, проверяем все ходы и выходы и убедившись, наконец, что в клубе больше никого нет, закрываем двери и ставим на сигнализацию.

Пора проверить, как там Борисов.

Пока едем в машине, молчим, потому что говорить ни о чём не хочется. Хочется просто разбить кому-нибудь голову, и дело с концом, но понимаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. Марать руки о всякое дерьмо — то ещё удовольствие. За рулём сидит один из одноклубников Карла, и я чисто машинально рассматриваю бритый затылок с выбитой на нём эмблемой клуба. Мысли в голове плавают, словно в липком сиропе, и я закрываю глаза, откидываюсь на сидение и пытаюсь расслабиться. Давно не попадал в такой переплёт, не устраивал такую суету. Чёрт возьми, можно было сдать Борисова ментам, но веры в правоохранительные органы у меня нет с ранней юности. Нет уж, они где-то там, мы где-то здесь. Иногда полезно быть по разные стороны баррикад.

Автомобиль — здоровый бронированный внедорожник — постепенно снижает скорость, а непроглядную тьму кругом освещают лишь фары. Я знаю это место слишком хорошо, но по спине пробегает холодок. Когда-то в молодости, когда мы спутались не с теми, в этом лесу закапывали трупы. Сейчас уже место не является столь зловещим, но слава его жива. Что-то типа Битцевского парка, хотя давно уже не роют ямы для жмуриков.

Роджер тихо смеётся, бурча себе под нос, что Карл — чёртов любитель спецэффектов. Меня самого безудержно тянет улыбаться, потому что Борисов, как коренной житель города, не может не знать, что творилось в этих местах в шальные девяностые.

— Небось, этот придурок уже полные штаны наложил, — говорит Роджер, а наш молчаливый водитель издаёт звук, очень похожий на смешок. — Пошли быстрее, веселье всё пропустим.

Вываливаемся из автомобиля и идём по знакомой тропке, а в голове мысли о том, что я бы предпочёл больше никогда сюда не возвращаться. Думаю, Роджер со мной согласен, но Карл всегда будет верен себе. Мазохист, любящий возвращаться на старые места и ковырять свои раны ржавым гвоздём.

Чем глубже заходим в лес, тем слышнее приглушённые голоса и странные звуки. Карл знает, что убивать Борисова нельзя, да он бы и не стал. Собственно наш Чёрный ангел не так ужасен, как может показаться на первый взгляд и кровь зря лить не станет.

— Он всё рассказал, — говорит Карл, завидев нас. — И о поставщиках “Склерозника”, и о заказчиках. Мелкие сошки, недавно в городе.

Это радует, потому что лишние проблемы с наркодельцами большого масштаба никому не нужны.

— Живые хоть? — спрашивает Роджер, подбородком указывая на лежащих на земле Борисова и Слона.

— Очухаются, — машет рукой Карл. — Собственно, я заставил их действие “Склерозника” на себе испытать. Рыдали, давились, но проглотили.

— От передоза же кома наступает, — говорю, подойдя к двум телам, и носком ботинка тычу Слона в бок. Не шевелится.

— Ну, наступит, значит, туда им и дорога, — пожимает плечами Чёрный ангел и усмехается. — Ничего с ними не будет, такие так просто не дохнут.

Присаживаюсь на корточки, прикладываю руку к шее Борисова и отчётливо ощущаю ровно бьющийся под пальцами пульс. Карл никогда не врёт, не обманул и сейчас — выживут.

— Что с ними дальше делать? — спрашивает будто бы у самого себя Роджер. — Тут оставить?

— У меня есть идея поинтереснее, — отвечает Карл и мечтательно улыбается. — Поехали! Вам понравится, обещаю.

Мы снова грузимся в машины, а парни Карла втаскивают бесчувственных парней в борт грузовика, словно мешки с мукой. Едем в ночь, и по мере приближения к месту назначения, до меня постепенно доходит смысл этого путешествия.

На окраине города есть куча мест, куда нога нормального и адекватного человека никогда не ступит. Притоны, бордели, занюханные стрип-клубы, подпольные казино — здесь есть всё, главное, знать, что ищешь. Мы знаем, от того очень быстро спускаемся по раздолбанным ступенькам в занюханный подвал, где в дымном табачном облаке сидит татуировщик, который не будет спрашивать, зачем к нему пришли и никогда не расскажет, кого видел.

Карл входит в тесное помещение, о чём-то тихо беседует с мастером, и, договорившись, выходит наружу.

— Сейчас их обслужат, — говорит, выводя нас на улицу. — По высшему разряду, сук таких, обслужат.

Мы начинаем ржать, сгибаясь пополам и захлёбываясь. Просто стоим на зассанном тротуаре, смеёмся, вытирая слёзы, и я понимаю, что после такого обслуживания, ничего плохого Слон с Геной уже не смогут сделать.

— Каинова печать — штука приметная, — говорит Карл, когда немного успокаиваемся.

Через несколько часов, которые провели за кружкой пива в каком-то более-менее приличном баре, Карлу на телефон приходит сообщение с просьбой забрать клиентов.

— Ну, красота же, — ржёт Роджер, когда парни Карла, кряхтя и обливаясь по́том, складывают Слона и Гену в кузов грузовика. — Мне нравится.